Эксодус (Книга 3, 4 и 5)

Китти пала духом, как никогда раньше. Разве могла она разубедить Карен? Она, Китти Фрэмонт, была чужая. Она всегда останется чужой. Иностранкой среди евреев Она не могла сказать так, как сказала Руфь: "Народ твой будет моим народом". Значило ли это, что она потеряет Карен?

Секретарша доктора Либермана дотронулась до плеча Китти.

- Доктор Либерман просит вас сейчас же в свой кабинет, - шепнула она.

Китти извинилась и незаметно ушла. Она поднималась по тропе, затем обернулась и еще раз посмотрела сверху на театр, где дети исполняли как раз танец жнецов, а Карен прикорнула у ног "Вооза". Она повернулась и направилась в селение.

Было темно, и ей приходилось ступать осторожно, чтобы не споткнуться об пенек. Китти зажгла фонарик. Она пересекла центральную лужайку и прошла мимо статуи Дафны. Сзади продолжали звучать барабан и плачущая флейта. Освещая себе путь фонариком, Китти торопливо направилась к зданию администрации.

Она открыла дверь, ведущую в кабинет доктора Либермана.

- Боже мой! - воскликнула она, напуганная его видом. - Что произошло? У вас такой вид, словно...

Нашли отца Карен, - прошептал он.

Глава 8

На следующее утро Брус Сатерлэнд повез Китти и Карен в Тель-Авив. Китти воспользовалась предлогом, что ей нужно сделать несколько срочных покупок; заодно она покажет девушке город. Они приехали незадолго до обеда и поселились в гостинице Гат Римон, расположенной на улице Гаяркон прямо на набережной. После обеда Сатерлэнд распрощался с ними и ушел. В полдень магазины закрыты, так что Китти и Карен побродили немного по песчаному пляжу тут же у гостиницы, а заодно искупались.

В три часа Китти вызвала такси. Они поехали в Яффу, где, как сказал ей один из сотрудников, можно купить по дешевке прекрасные арабские и персидские изделия из бронзы и меди. Китти хотела купить кое-что для своего коттеджа. Такси завез их в узкую, людную улицу, расположенную в самом центре "блошиного базара" Яффы. Ряд лавок поместился прямо в бойницах древней крепостной стены времен крестоносцев. Они остановились у одной из дыр, у входа в которую сидел грузный мужчина в красной феске, опущенной на глаза, и дремал. Китти и Карен принялись рассматривать лавку. Это было крошечное помещение размером меньше двух метров на два, сплошь увешанное утварью, урнами, подносами, подсвечниками, тазами и чем угодно. Пол не подметали уже по меньшей мере десять лет.

Толстый араб почувствовал, что явились покупатели, и тут же проснулся. Галантным жестом он пригласил дам в лавку. Он сбросил с двух ящиков какой-то медный товар, предложил женщинам сесть, а сам выбежал и послал старшего сына за кофе для почетных гостей.

Вскоре кофе был подан. Китти и Карен вежливо отпили глоточек и обменялись любезными улыбками с хозяином. Сын, олицетворение тупости, остановился у порога и глазел. У входа собрались человек шесть любопытных и тоже глазели. Попытки вступить в беседу оказались тщетными. Язык пытались заменить восклицаниями, жестами, телодвижениями, хотя Карен свободно говорила по-датски, по-французски, по-немецки, по-английски и на иврите, а Китти кроме английского, знала еще испанский и немного разговаривала по-гречески. Зато араб ничего не знал, кроме своего арабского. Он снова услал своего сына на этот раз за переводчиком блошиного базара, и через несколько минут тот действительно явился. Язык переводчика только отдаленно напоминал английский, но он не жалел усилий, и торг начался.

Китти и Карен покрутились по лавке, сдувая пыль с инкрустированных изделий, покрытых вековым слоем грязи, лучше всего другого свидетельствующим о их подлинности. Порывшись с типично женской основательностью минут сорок в лавке, Китти и Карен успели осмотреть и ощупать все, что там было. Они отобрали пару ваз, три изящных арабских кофейника с удлиненным горлом, и огромный персидский поднос, сплошь покрытый ручной гравировкой, изображающей, по-видимому, какую-то длинную легенду. Китти спросила о цене, но поставила условие, чтобы все это было должным образом очищено, начищено и доставлено в гостиницу. Кучка зевак у входа подошла еще ближе, а хозяин и переводчик оживленно заговорили между собой.

Наконец переводчик повернулся к покупательницам и, вздыхая, сказал:

- Мистер Аким, его сердце совсем разбито. Расстаться эти сокровища. Поднос, он клянется Аллахом, ему триста лет.

- А сколько надо заплатить, чтобы снова склеить разбитое сердце мистера Акима? - спросила Китти.

- Только для вас, для вашей дочки, такой прекрасной, мистер Аким делает специально скидку. Берете все, тогда шестнадцать фунт стерлинг.

- Это даром, - шепнула Китти своей спутнице.

- Но Китти, ты не можешь заплатить ему, не торгуясь! - возмутилась Карен. - Ты ему испортишь все настроение, если не поторгуешься.

- Надо немедленно взять и смыться, - ответила Китти шепотом. - За один этот таз в Штатах пришлось бы заплатить триста, а то и четыреста долларов.

- Китти, пожалуйста! - взмолилась Карен. Она решительно выступила вперед, и улыбка мгновенно сошла с лица Акима.