Эксгибиционистка. Любовь при свидетелях

Но она не сомневалась, что это шутка. Иначе и быть не могло. И решила продолжать игру дальше. Она сняла туфли и вошла в дом. Но Лайон остановил ее.

— Сумка! — сказал он.

— Что сумка? Не могу же я оставить сумку на крыльце. Ее же украдут! Кроме того, там мои сигареты.

— Тебе они здесь не понадобятся. Мы с матерью не выносим, когда в доме курят.

— Да что же это такое?

— Проходи! — пригласил ее Лайон.

Она положила сумку у порога, рядом с туфлями, и последовала за ним. В доме странно пахло. Она принюхалась и узнала запах сандаловых благовоний.

Гостиная была погружена во мрак, и она не сразу рассмотрела интерьер при свете свечей, горевших перед алтарем. На равном расстоянии друг от друга по стенам гостиной висели изображения Иисуса, Будды, Моисея, Магомета, Конфуция, Зевса, Далайламы и Ахура-Мазды. Ее удивило, что у всех во лбу был изображен третий глаз, откуда струился свет. Глаз был похож на око пирамиды, изображенной на оборотной стороне долларовых бумажек.

Мать вышла из кухни и, улыбаясь, приветствовала ее:

— Мир тебе!

На Элейн был длинный зеленый халат, а на голове — миртовый венок.

— Как я рада тебя видеть, Мередит! — сказала она. Она протянула руки и устремилась к Мерри, решившей, что мать сейчас поцелует ее в щеку. Но мать, обхватив ее голову руками, притянула к себе и поцеловала в середину лба. Мерри не знала, как следует отвечать на такое приветствие, и осталась стоять неподвижно.

— Присядь, дитя мое, — сказала Элейн и взмахом руки указала ей на стул.

Мерри повиновалась. Лайон сел рядом на лежащую на полу циновку.

— Мама, что все это значит? — спросила Мерри.

— Мы спаслись, — ответила она. — Мы родились заново. Мы стали прихожанами Церкви Трансцендентального Ока.

— Да? А Лайон? Почему он так странно одет?

— Он постригся в монахи, — объяснила Элейн. — Через семь лет он получит сан. Через двадцать лет он станет святым.

— А ты?

— А я только сестра Элейн, но я пришла в лоно церкви после долгой жизни в грехе. А Лайон счастливец. Церковь станет для него всей его жизнью.

— Что это за церковь? Я никогда о такой не слышала.

Элейн одарила дочь лучезарной улыбкой.

— Это чудесная церковь! — сказала она. — Она возвышает душу. Я потеряла себя, когда Гарри умер, но теперь я обрела покой. Церковь Трансцендентального Ока соединяет все великие религии мира в одну трансцендентальную религию. Это вера, объединяющая все вероисповедания, которые должны объединиться перед взором Всевышнего.

— Это христианская церковь? — спросила Мерри.

— Христианская, иудейская, буддистская, мусульманская, зороастрийская, даоистская… Никакая религия не забыта. Как говорит наш Учитель, «Это — все для всех».

— Но почему мне надо было оставить за порогом туфли и сумку? — спросила Мерри. — У меня в сумке сигареты. Знаешь, очень трудно как-то это все переварить сразу.

— Мы не курим, — сказала Элейн. — Мы не используем кожаные изделия, не едим мяса. Нам это просто не нужно.

— Ну хорошо, но можно мне чего-нибудь попить? — спросила Мерри. Ей вдруг захотелось чем-нибудь занять руки.

— Лайон, принеси сестре эликсира любви, пожалуйста.

— Эликсира чего? Что это?

— Не бойся, дитя мое. Это сок сельдерея.

— Сок сельдерея?

— Ты почувствуешь его свежий вкус. Это вкус размышления.

Лайон пошел на кухню, Мерри смотрела ему вслед. Он вернулся со стаканом бледно-зеленой жидкости. Она отпила чуть-чуть и поставила стакан на стол. Это было омерзительно. Просто омерзительно.

— Мама, да что же с тобой случилось? Зачем все это? Ты с ума сошла.

— Нет, дочь моя. Впервые в жизни я в своем уме, в своем сердце, в своей душе… в согласии со всем миром.

— Ох, перестань! — возразила Мерри нетерпеливо.

— В тебе говорит суетность! — сказала Элейн.

— Нет, во мне говорит здравый смысл. Послушай, если ты хочешь так жить ради собственного удовольствия, если тебе это нравится — ради Бога! Но Лайон — он же ребенок. Ты же сломаешь ему жизнь!

— Я спасаю ему жизнь. И я буду тебе признательна, если ты придержишь свои бесстыдные и богомерзкие мысли при себе. В конце концов, кто ты такая, чтобы врываться в этот дом и критиковать меня, критиковать нас? Я ведь знаю, чем ты занимаешься, как ты потрафляешь похоти толпы, выставляя свою плоть на обозрение алчных грешников, которые тянут свои липкие пальцы к…

— Мама, да что ты такое говоришь?

— Я же читала эту статью.

— Статью в «Палее»?

— Да, именно ее.

— Но неужели ты поверила тому, что там написано? Это же написала женщина, которая сводит старые счеты с отцом.

— Я не понимаю, о чем ты, — сказала Элейн. — Я знаю, что это за счеты. Это наши с ней счеты. Это мне надо сводить с ней счеты, а не ей — с ним. Ты знаешь, кто разрушил наш брак? Наш брак с твоим отцом? Ты знаешь?

— Нет, кто.

— Эта Джослин Стронг из «Палса». Она искусила твоего отца, и он, слабый, глупый мужчина, покорился ее греховной натуре.

Мерри была потрясена. Отец объяснил ей причину враждебности Джослин к нему, лишь упомянув о том, что у них была мимолетная интрижка, но так и не уточнил, когда это было и чем все кончилось.

Мать поднялась, прошлась по комнате и опустилась на колени перед ликом Ахуры-Мазды.