Эксгибиционистка. Любовь при свидетелях

Мерри уже чувствовала спад напряжения: работа подходила к концу. До завершения съемок оставалось недели полторы, после чего она опять будет вольной птицей. Она не собиралась оставаться в Голливуде, но и планов куда-то уезжать у нес не было. Что делать дальше, могло решиться само собой. Больше всего в предстоящей вечеринке ее привлекало то, что там не будет киношников, а только представители мира богемы, о которых она так много слышала, но пока что не встречала, ибо у нее не было ни времени, ни желания с ними встречаться.

Она снова выглянула из-за шторы и увидела-две горящие фары, взбирающиеся вверх по каньону. Что ж, неплохо провести с Лефренье столько же времени одетой, сколько она провела с ним раздетая. Машина свернула с шоссе на подъездную аллею к ее дому. Когда в дверь позвонили, она была уже в коридоре.

— Хотите выпить? — спросила она.

— Нет, давайте лучше поедем. Там будет полно выпивки.

— Ну, тогда поехали, — сказала она и вышла на улицу.

Сидя рядом с ним в «порше», она искоса разглядывала его. Удивительно, но днем, голая, она не имела возможности внимательно рассмотреть его внешность. А теперь, когда они оба были одеты, между ними возникло некое равенство, так что она могла заметить такие подробности, как широкую грудь, туго обтянутую рубашкой, густую шевелюру, зачесанную назад, чтобы волосы не так сильно кудрявились, и мощные ляжки в белых джинсах «левайс», которые красиво контрастировали с черной водолазкой. Руки у нею были на удивление тонкие и ухоженные, с длинными изящными пальцами.

Они спустились с Беверли-хиллс, повернули на Сансст-Стрип и начали взбираться на Голливуд-хиллз. Он отлично вел машину: она оценила, как ловко он делает виражи на крутых поворотах шоссе, убегающего высоко в горы. Дом, у которого он притормозил, был типичной для Лос-Анджелеса постройкой на сваях, возвышавшейся на горном склоне. Отсюда открывался потрясающий вид на город, одинаково красивый в дневное и в ночное время.

У дома стояло не меньше двадцати машин и пять или шесть мотоциклов. Из раскрытых окон доносилась музыка. Он повел ее по лестнице к центральному крыльцу и распахнул перед ней дверь. Их поприветствовали. Он пошел по коридору через большую гостиную в столовую, где был накрыт стол, уставленный бутылками.

— Что вы будете?

— Шотландский виски со льдом, пожалуйста.

— Прошу, — сказал он и передал ей наполненный до половины высокий стакан с виски и плавающими в нем кубиками льда.

— Чудесно, — сказала она.

— Да, но осторожнее со льдом. Девушку можно сглазить льдом — вы не знаете? Лед здесь имеет очень острые края.

— Лерой, черт тебя побери! Здорово!

Лерой представил Мерри незнакомого мужчину.

— Мерри, — сказал он, — это Джоки Данбар.

— Джоки? — переспросила Мерри.

— Да, с «и» на конце — Дж-О-К-И, — сказал он. — У моей мамочки было странное чувство юмора.

— Джоки, а это Мерри Хаусмен, — вмешался Лефренье.

— Хаусмен? — удивился Джоки. — Вы имеете отношение к поэту?[28]

— Увы, нет, — ответила она и развеселилась.

— Вы тоже фотомодель? — спросил он.

— Вообще-то я позировала, — сказала она. Она огляделась вокруг и убедилась, что присутствующие здесь девушки явно фотомодели. Или могли бы ими стать. Они были очень привлекательные. Вообще это была довольно живописная компания. Мужчины являли собой самые разнообразные типы — разного возраста, разного роста, разной комплекции, и у всех на лице было, подумала она, весьма специфическое выражение. Метрах в трех от нее стояла группка оживленно спорящих людей. Высокий, чем-то похожий на орла, парень возбужденно жестикулировал левой рукой и о чем-то им рассказывал. Мерри не могла расслышать, о чем. Но что ее удивило — так это то, что во время своей тирады он держал рукой грудь стоящей рядом девушки. Но она этого, кажется, не замечала, и другие тоже не обращали внимания.

Играла пластинка с записями Джорджа Ширинга. Здесь она чувствовала себя легко и свободно. Самое приятное, что она была просто одна из приглашенных, которая пришла хорошо провести время.

Лерой ушел приветствовать других гостей, а Джоки, похоже, решил за ней поухаживать. Он повел ее знакомиться со своими друзьями. От нее требовалось только производить неопределенные звуки — говорить «ну да», кивать головой, соглашаться, смеяться. Когда ее стакан пустел, она совала его любому проходившему мимо мужчине и стакан тотчас возвращался вновь полным.

Через некоторое время несколько пар начали танцевать, то есть не совсем танцевать, а просто раскачиваться, прижавшись друг к другу в темных углах. Джордж Ширинг уже свое отыграл, и его сменил тихо стонущий саксофон с настойчивым чувственным «битом» ударных. Джоки даже не предложил ей потанцевать, а просто обхватил руками, прижал к себе, и они стали покачиваться в такт музыке. Он увел се в сторону от компании, с которой они беседовали. Приятно было оказаться опять в мужских объятиях. Она закрыла глаза и целиком отдалась музыке и танцу. Закрыв глаза, она подумала, что даже не рассмотрела как следует Джоки, и уже забыла, как он выглядит. Она приоткрыла веки и стала за ним подсматривать.