Эксгибиционистка. Любовь при свидетелях

— Если бы я был свободен! Но увы, я не свободен. Ей всего девятнадцать лет. Мне пятьдесят два. В моей жизни она теперь — все. Надеюсь, ты не обиделась.

— Ну, если это все, что мне сегодня суждено получить, пожалуй, мне придется принять ответные меры.

Они встала. Мередит тоже встал.

— Ты уже собираешься уходить? — спросил Мередит.

— Да, собираюсь.

Она поцеловала его в щеку и тем скрыла свою ярость и разочарование. А потом медленно, заученно-небрежной походкой вышла из ресторана и, миновав вестибюль гостиницы, оказалась на автостоянке, Она отправилась к себе в мотель.

В номере она села в кресло, закурила и наконец поняла, что не выдержит одиночества в этой пустой комнате посреди пустыни. Она собрала вещи, вынесла их в машину и поехала обратно в Лос-Анджелес.

* * *

Через десять дней ближе к вечеру Мерри позвонил Артур Уэммик. Она вернулась с киностудии и еще от двери услышала телефонный звонок. Она подбежала и сняла трубку.

— Мерри? Это Артур.

— Да?

— Ты видела новый номер «Палса»? Сегодняшний.

— Нет.

— Взгляни-ка. Хочешь, я пришлю?

— Не надо. Я пойду и куплю сама, — сказала Мерри. — Так будет быстрее.

— Ладно. Позвони мне, когда прочитаешь. Если меня не будет в офисе, значит, я дома.

— Позвоню, — сказала она. — Спасибо. А что… там что-то очень плохое?

— Нехорошее.

— Ясно. Спасибо, что сказали.

Мерри повесила трубку и вышла к машине. Она поехала в супермаркет на Сансет-Стрип и купила там «Пале». Потом вернулась в машину и здесь, вдали от посторонних глаз, раскрыла журнал. Пролистывая его с последней страницы, она нашла раздел шоу-бизнеса. Читая статью Джослин Стронг, она чувствовала, как капельки пота, словно крошечные иголочки, покалывают кожу на лбу и на верхней губе.

Это было отвратительно! И самое мерзкое — Стронг делала вид, будто относится к своим персонажам с большой симпатией, пониманием и сочувствием.

Статья была выдержана в тоне слащавого сострадания к Мерри и ее отцу. Джослин изобразила Мерри испорченной беспутной девицей, которая сама не понимает, что творит, и позирует голой перед кинокамерой только потому, что жаждет услышать похвалы мистера Гарри Клайнсингера. Объясняя причину такого поведения, Джослин цитировала Мередита Хаусмена: «Я был не очень хорошим отцом для Мерри. По сути, я и не был для нее отцом. Если она пошла в кино, то это означает, что между нами существует все-таки какая-то близость. И, конечно, я этому рад».

Следующий абзац был еще хуже. «Потягивая «шато латур» в ресторане роскошного отеля в Палм-Бич, он сказал: «Я знаю жизнь. Я знаю, что по чем. И я знаю, каковы ее шансы стать счастливой. Шансы эти весьма невелики».

Мерри еще раз перечитала статью. Она подумала, что подверглась куда менее жесткому нападению, чем отец. Переходя к ее персоне, журналистка выбирала покровительственно-снисходительную интонацию: «Я уже взрослая девушка», с вызовом заявила девятнадцатилетняя начинающая актриса».

Она произносила эти слова, но без всякого «вызова» и ничего не «заявляла». Это была подлая ложь.

Мерри положила журнал на сиденье и поехала к себе. Она позвонила Уэммику.

— А что сказал отец? — спросила она.

— Он волнуется за тебя.

— Ерунда! — сказала Мерри. — Ведь она в основном издевается над ним.

— Он понимает. Но он знает причину. И его больше всего волнует, что эта статья может тебя оскорбить.

— У вас есть его номер? Как мне ему позвонить?

Уэммик дал ей секретный номер телефона. «Это в Малибу», — подсказал он.

— Спасибо, — сказала она и набрала номер отца.

— Алло!

— Папа! Это Мерри.

— Ты читала?

— Да. Только что.

— Мне очень жаль, — сказал он. — Я сослужил тебе плохую службу. Но и причинять тебе неприятностей я ведь тоже не хотел.

— Ах, папа, да ничего страшного, — сказала она. — Мне было очень неприятно это читать, потому что она так написала о тебе. Как же это бесчестно!

— Я не удивился. Это же журналистка. Ей надо было меня подколоть.

— Но почему?

— Ярость уязвленной женщины не сравнится с пытками ада, — процитировал он. — Но это все слишком сложно, чтобы объяснить по телефону. Слушай, ты сейчас где?

Она назвала адрес.

— Может, приедешь сюда?

— С удовольствием.

— Я очень хочу тебя повидать, — сказал он.

— Я тоже. Я приеду сейчас же.

Она положила трубку. И выбросила журнал в мусорное ведро. Теперь эта статья уже не имела никакого значения. Она вышла на улицу.

Мчась по направлению к Малибу, она видела сквозь тонкие облака на западе закатное красное солнце. Эту журнальную статейку можно забыть. Хотя, нет, не совсем. Разговор с отцом по телефону превратил эту омерзительную писанину в красивую яркую новогоднюю открытку.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

— За ваше счастье! — провозгласила Мерри, поднимая бокал шампанского. Она смотрела на отца и Нони — с сегодняшнего дня миссис Мередит Хаусмен, — стоявших в противоположном углу комнаты у камина.

— Всего вам самого хорошего! — сказал судья Нидлмен.

Артур Уэммик важно кивнул и салютовал новобрачным своим бокалом.

Выпили шампанское. Нони, осушив бокал до дна, швырнула его в камин, и он разлетелся вдребезги.

— Это что значит? — удивился Мередит.