Эйтингтон

23 ноября 1938 года в кабинете Сталина Ежов написал заявление в политбюро ЦК ВКП(б), в котором просил освободить его от должности наркома внутренних дел СССР. Просьба Ежова была удовлетворена. Новым наркомом внутренних дел стал Лаврентий Берия. Необоснованные репрессии против чекистских кадров пошли на убыль, но полностью не прекратились.

Уже в первые месяцы своего пребывания на посту наркома внутренних дел Берия расставил на ключевые посты своих людей, прибывших вместе с ним из Грузии. Кроме того, им была проведена «чистка» кадров, занимавших руководящие посты в НКВД как в центре, так и на местах при Ежове.

В то же время новый нарком пошел на некоторые послабления: в течение 1939–1940 годов из лагерей были выпущены 223 тысячи 800 осужденных, а еще 103 тысячи 800 человек вернулись из колоний-поселений. Среди освобожденных были будущий Маршал Советского Союза Константин Рокоссовский, будущий Герой Советского Союза генерал армии Александр Горбатов, вице-адмирал Георгий Холостяков, академик и адмирал Аксель Берг, академик Лев Ландау, ряд бывших сотрудников разведки и контрразведки НКВД…

Какова же численность жертв Большого террора? Обратимся к официальному документу, подготовленному 1 февраля 1954 года для Н. С. Хрущева:

«Секретарю ЦК КПСС тов. Хрущеву Н. С.

В связи с поступающими в ЦК КПСС сигналами от ряда лиц, в соответствии с вашими указаниями о необходимости пересмотреть дела на лиц, осужденных за контрреволюционные преступления и ныне содержащихся в лагерях и тюрьмах, докладываем:

С 1921 года по настоящее время за контрреволюционные преступления было осуждено 3 777 380 человек, в том числе к высшей мере — 642 980 человек, к содержанию в лагерях и тюрьмах на срок от 25 лет и ниже — 2 369 220 человек, в ссылку и высылку — 765 180 человек.

Из общего количества осужденных, ориентировочно, осуждено:

2 900 000 человек — Коллегией ОГПУ, «тройками» НКВД и Особым совещанием, 877 000 человек — судами, военными трибуналами, Спецколлегией и Военной коллегией.

Генеральный прокурор Р. Руденко

Министр внутренних дел С. Круглов

Министр юстиции К. Горшенин».

В эти данные, кстати, входят и герой книги Наум Эйтингон, и его друг и непосредственный начальник Павел Судоплатов, и многие коллеги и товарищи Эйтингона, о которых также идет речь в нашем повествовании.

Цифры, близкие к приведенным в документе, подготовленном для Хрущева, впервые были обнародованы в 1990 году руководством тогдашнего КГБ СССР. Разумеется, даже один расстрелянный невинный человек с точки зрения здравого смысла — это много. Каждый невинно пострадавший от политических репрессий — часть великой трагедии нашей страны.

Первый арест

К началу 1950-х годов обстановка в центральном аппарате МГБ значительно осложнилась. Руководством министерства было принято негласное решение не принимать на офицерские должности в органы госбезопасности лиц еврейской национальности. Одновременно началось откровенное «выдавливание из системы» уже работающих в ней таких сотрудников. Антисемитская кампания набирала обороты и принимала всё больший размах.

Летом 1951 года начальником Следственной части по особо важным делам, а вскоре — заместителем министра госбезопасности по следственной работе был назначен Михаил Рюмин, сделавший карьеру на разоблачении так называемого «сионистского заговора в МГБ». С целью активизации расследования «заговора» он состряпал очередное дело, на сей раз — «врачей-вредителей», которые якобы хотели убить Сталина.

В то время, когда Наум Исаакович Эйтингон находился в командировке в Литве, Рюмин намеревался арестовать его родную сестру Софью Исааковну, известного в Москве терапевта и главврача поликлиники московского автозавода. По сценарию Рюмина, сестра Эйтингона должна была выступать в роли связного между врачами и «заговорщиками в МГБ». Она якобы поддерживала связь между учеными-медиками и братом, планировавшим убийство руководителей страны.

О дальнейшем рассказал в своих мемуарах Павел Судоплатов:

«В 1951 году мне позвонил Рюмин, которого только что назначили начальником Следственной части МГБ. Он заявил, что в его распоряжении имеются серьезные компрометирующие материалы на Эйтингона и его сестру. Эйтингон в тот момент находился в трехмесячной командировке в Литве. Я попросил, чтобы мне принесли эти материалы: я хотел с ними лично ознакомиться. Через час появился Рюмин с тощим досье. Против Эйтингона не было никаких данных, но против Сони были выдержки из агентурных сообщений, будто она отказывала в медицинской помощи русским, а лечила и консультировала только евреев. Я заявил Рюмину, что меня это совершенно не убеждает и что Эйтингон в моих глазах по-прежнему остается надежным и заслуживающим доверия ответственным сотрудником органов безопасности.

Рюмин возразил:

— А вот Центральный комитет нашел эти данные вполне убедительными. — И тут же, выхватив папку из моих рук, с гневным видом удалился.