Егор Гайдар

«Тогда уже существовал Ленинградский народный фронт, – писал позднее Сергей Васильев, экономист, соратник Гайдара, баллотировавшийся в Ленсовет. – Мне выделили округ недалеко от места жительства в Ульянке. Кампания обошлась в тысячу рублей. Я мобилизовал студентов, которые стояли с транспарантами. А район тяжелый, потому что там дома Кировского завода, и моим главным противником оказался рабочий с завода. Он был уверен, что победа у него в кармане, однако в первом туре исключительно за счет консолидации протестного электората я его обошел: у меня 27 процентов, у него 23. Во втором туре было все серьезнее. Миша Киселев (сотрудник ФИНЭКа, был избран народным депутатом РСФСР. – А. К., Б. М.) предложил использовать технику шелкографии: делался трафарет, и можно было прокатать неограниченное количество листовок, причем ощущение такое, что они написаны фломастером, от руки… Лозунги были не слишком замысловатые: “Народный фронт поддерживает”; “научный работник знает, что делать с экономикой». В результате я выиграл: 53 на 39. В последний день технология была такая: листовки вешались на раскрывающиеся двери лифта. Конкуренты, когда ходят и сдирают листовки в подъездах, их не видят. А человек сел в лифт – и вот она здесь!

В то время в Моссовете было 450 депутатов, а в Ленсовете – 400. Ленсовет вообще стал “филиалом” Народного фронта – от него прошли 90 процентов депутатов. От коммунистов в Ленсовет попали считанные депутаты, только самые пробивные и ловкие».

Тогда же депутатом Ленсовета стал Петр Филиппов, основатель клуба «Перестройка», а депутатом Верховного Совета РСФСР – Михаил Дмитриев из клуба «Синтез».

…«11 июля 1989 года в Междуреченске (Кемеровская область) началась первая забастовка шахтеров, – рассказывает Игорь Кожуховский, впоследствии замминистра топлива и энергетики, – 14–15 июля она перекинулась на другие города. Я в тот момент работал на шахте, хотя я был инженер, молодой ученый, но так сложилась жизнь: за мои изобретения, за мои научные разработки мне на заводе не платили, и я ушел на шахту. Но в 1989 году началась забастовка на нашей шахте, и в нашем Орджоникидзевском районе, в Осинниках и Междуреченске. Народ вышел на улицы и с улиц уже не уходил. Забастовка на жаре, прямо на улице (там стояли, сидели, лежали сотни, тысячи людей), и в ее процессе выявились лидеры, которые управляли массами. Шахтеры стали требовать вполне конкретных вещей. Требовали, например, мыла. Для шахтеров это важная вещь, а его банально не было, не завозили – все было в дефиците в советское время. Но потом это быстро переросло в общее требование: самостоятельности шахт. Передать шахты трудовым коллективам, потребовать либерализации цен на уголь. Чтобы шахтеры могли получать за свой тяжелый труд адекватное вознаграждение.

…Ну, я вышел со смены, иду на автобус, чтобы ехать домой. Ничего не ходит, площадь заполнена людьми. “Игорь, иди сюда, надо помогать”. Вот так я и вошел в это движение. Я, как грамотный человек, стал работать с забастовочными комитетами по оформлению их требований, уточнял формулировки, вел переговоры, составлял протоколы, организовывал комиссии. Шахтерские забастовки – мощная штука, очень напугавшая тогда власти и сильно повлиявшая на всю ситуацию в стране. Кто нами тогда занимался? Щадов Михаил Иванович, наш “угольный” министр. Слюньков Николай Иванович, член Политбюро, секретарь ЦК КПСС по промышленности.

Они прилетели прямо в Новокузнецк – вышли на площадь с шахтерами, долго говорили… Забастовка же моментально перекинулась в другие регионы – в Воркуту, в Донбасс, в российское Приморье, в Казахстан, тогда все это был Советский Союз. Был создан вначале совет рабочих комитетов Кузбасса, потом на уровне Союза – координационный комитет. Затем наступило определенное затишье в конце 1989-го – забастовочный режим перерос в режим переговоров с правительством. Наступил 1991 год. Из всех наших протоколов практически ничего не было выполнено. Шахтеры требовали простых вещей: обеспечение шахтерских поселков продуктами, обеспечение уровня зарплат и социальных льгот. Тогда группа шахтеров во главе с Анатолием Малыхиным устроила голодовку в гостинице “Россия”. Прямо во время съезда народных депутатов СССР. Ночью мне в Кузбасс звонит Малыхин. “Игорь, все, что мы просим, они готовы сделать, но мы не знаем, что просить. Вылетай”. В общем, вот так я стал работать с правительством, с депутатами, с научным сообществом, со специалистами по угольной отрасли. Был создан в рамках переговоров с правительством межрегиональный совет по поставкам топлива. Уголь металлургическим предприятиям, в том числе крупнейшим, отпускали по бумаге, которую я подписывал. Это был такой переломный момент…

В своем рабочем кабинете я встретил август 1991 года. Из окна можно было выходить на площадку перед Белым домом. Я был в правительстве представителем рабочего движения».