Егор Гайдар

Помимо собственных научных работ, книг, статей, он написал сотни страниц – туда, в этот бездонный колодец. Эти страницы должны были помочь руководству страны в проведении реформ, о которой теперь писали и говорили все вокруг.

Однако за все эти семь лет главные руководители страны (а их за эти семь лет было трое) не приблизились к цели ни на шаг. А ситуация постоянно ухудшалась.

…В дальнейшем мы расскажем, с какими мучениями рождалась итоговая программа экономической революции, какую роль играли в этом Гайдар и другие экономисты.

Однако именно в том, 1990 году (как бы предваряющем все главные события) ему впервые пришлось задуматься – так откуда же возьмется эта самая воля?

Политическая воля, как необходимое условие вывода страны из тупика. И самое главное – кто именно будет все это делать? Кто совершит эти давно назревшие поступки?

Кстати, из «Правды» он ушел. В самом конце 1990-го Гайдар возглавил Институт экономической политики (впоследствии Институт экономики переходного периода) – экспертный коллектив, который хотя формально и был подчинен Академии народного хозяйства и одновременно Академии наук, но был хозрасчетным и собирался брать заказы не только у правительства, но и у «частного сектора». Предложил Гайдару возглавить Институт академик Абел Аганбегян, которого он хорошо знал по совместной работе в самых разных рабочих группах, готовивших так и не состоявшуюся горбачевскую «экономическую реформу».

Мы уже писали, что в Егоре Гайдаре пересеклись две наследственные линии, два типа личности – Аркадия Гайдара и Павла Бажова.

Если не считать нескольких юношеских эпизодов, линия Бажова, то есть «мамины гены», в судьбе Егора долгое время была определяющей. Это была линия человека кабинетного, который выстраивает свой мир вокруг письменного стола, в работе над рукописями, в благодатной тиши библиотеки. Это был тип человека книги, погруженного в свои идеи и ученые занятия. Мир чистого интеллектуала, отнюдь не практика.

Да и сама жизненная стезя, выбранная Егором еще в юности, ничего другого не предполагала. По российской традиции (да и не только российской) экономикой и политикой в стране руководили именно «практики», крепкие хозяйственники – при царе бывшие губернаторы, полицейские министры, после царя – секретари обкомов, партийные работники. Эти самые российские «практики», то есть люди грубоватые, решительные, умевшие говорить с народом, хитрые и всегда тонко чувствующие конъюнктуру, целую типологию которых вывел Салтыков-Щедрин в «Истории одного города», – именно они-то всегда, во все века и брали на себя ответственность за принимаемые решения, за страну. Тип начальника в российских условиях (и, повторимся, не только российских) – это совершенно особый, уникальный тип человека, с огромной жизненной силой, волей, с огромным запасом выживаемости в любых условиях, умеющего идти напролом и через многие человеческие жертвы. Исключений было немного, и, может быть, лучше бы их и не было вовсе: последний царь с его ужасной судьбой, замкнутый в психологическом коконе своих семейных проблем, и его антипод Ленин – фанатик, лишь приблизительно способный называться интеллектуалом, в результате кровавого переворота оказавшийся у власти.

Словом, Гайдар никогда даже не думал о том, что сможет обнаружить себя внутри коридоров власти. Не рядом с ней, в качестве «умного еврея при губернаторе», советника, эксперта – а именно внутри.

Однако в его эпоху «губернаторы» – один за другим – оказывались поверженными, раздавленными турбулентностью истории, этим мощным стихийным потоком событий, который возник и окончательно оформился в начале 1990 года.

Премьер Рыжков, премьер Павлов, российский премьер Силаев, сам Горбачев.

Стало понятно, что в известной российской традиции что-то не работает, что-то происходит не так. Опытные прагматики, крепкие хозяйственники, циничные администраторы – все они сметаются с доски, все они не имеют политической воли, для того чтобы принять, как считал Гайдар, единственно возможные решения. А значит…

Вот в этот момент, возможно, в нем возобладала другая «линия» – гайдаровская. Собственно, в чем она состоит? Человек оказывается внутри события и не может выйти из него в более безопасное место. Этого не позволяет ему само устройство личности. Он берет на себя ответственность за развитие событий – будь то бой с врагом, будь то экономическая катастрофа.

Впрочем, и тут все не так однозначно. Обе наследственные линии в случае Егора не были столь уж противоречивы, диаметрально противоположны, больше того, они образовали в какой-то момент некое гармоничное единство.

Если мы снова внимательно вглядимся в биографию Павла Бажова, то увидим – до своих «Уральских сказов», чем только он не занимался: писал эсеровскую крестьянскую программу, учил детей, избирался на всевозможные съезды советов, выполнял задания райкома, редактировал, писал «историю фабрик и заводов», набирал огромное количество фольклорных материалов.