Егор Гайдар

Как и многие люди его поколения, он просто не успевал насладиться ни прелестями горбачевской гласности, ни традиционными ценностями позднего СССР. Все его попытки сходить в бассейн «Москва», постоять в очереди на выставку Шагала или пригласить молодую жену Машу на премьеру модного фильма заранее были обречены на провал. Он физически не успевал «пожить для себя». А может быть, и не хотел.

Единственное, что Егор мог себе позволить – прочитать очередной номер «Нового мира» или «Огонька», который выписывал себе на службу.

Дети были маленькие, а денег вечно не хватало. И не потому, что он зарабатывал мало – нет, он зарабатывал много. Член редколлегии, редактор отдела экономики журнала «Коммунист», он получал 230 рублей; на гонорарах и премиях можно было заработать еще рублей 100 в месяц. Позднее в той же должности в «Правде» оклад составлял даже 300 рублей – это очень неплохо. Продолжал получать он и гонорары за статьи, и кое-какие деньги за рецензии и публикации в научных изданиях, и надбавки как кандидат наук.

Чуть раньше – скажем, лет пять назад – в той же должности и при тех же условиях он ощущал бы себя вполне обеспеченным человеком. Но сейчас деньги таяли прямо на глазах. Дефицитом стали даже детское питание, даже крупы (наверное, впервые за послевоенный период). «Березки» принимали только валюту. Непросто было и с одеждой – кооперативная и частная торговля, которая только начинала разворачиваться, торговала чем-то «фирменным» по очень высоким ценам или «самостроком» с поддельными лейблами. Цены были практически как в советской комиссионке.

Знакомая с детства бытовая реальность стала давать ощутимые трещины. Все, что он писал в своих статьях, волновало его отнюдь не только в теории, но и на практике. Советские деньги становились все невесомее. Как он выходил из положения?

Помимо напряженной работы в журнале, помимо «писарского» труда на госдачах, где готовились доклады Горбачеву или Рыжкову, помимо работы над докторской диссертацией, над книгой «Иерархические структуры», над набросками к будущей книге «Долгое время», он начал – благодаря своему блестящему знанию экономики и свободному английскому (причем научному английскому) – публиковаться и читать лекции на Западе. Это постепенно стало приносить ему дополнительный доход.

– Часто говорят, причем люди, симпатизирующие Гайдару, – замечает Петр Гайдар, – что отец был абсолютный бессребреник, практически нищий. Ну это не так, конечно. Начиная с конца 80-х он начал нормально зарабатывать, чтобы кормить семью – статьи на английском в западных журналах, лекции. Мы были обеспечены. Но отец, конечно, пахал с утра до ночи, чтобы нас обеспечить.

Не будет преувеличением сказать, что у Егора всегда, в любой момент этого этапа его жизни в работе находились сотни страниц сложнейшего текста, и не только на русском языке. Десятки документов и рукописей.

Выручала его, конечно, фантастическая память.

Он помнил, на какой странице остановился, какую мысль хотел развить дальше, помнил все цифры, на которые ссылался, структуру всех своих рукописей, и – что самое главное – он помнил сверхзадачу каждой из них, а иногда они были весьма специфическими.

Это, кстати, и есть тот трудноуловимый момент в жизни Егора, когда он начинает отходить от позиции «постепеновца» (как говорили еще народовольцы и первые марксисты), позиции эволюциониста и поборника плавного, «мягкого» перехода на рыночные рельсы – и начинает изучать опыт радикального транзита к рынку в разных странах – от чилийского до китайского.

Именно с изучением опыта переходной экономики связаны были теперь его научные интересы, статьи, лекции, международные семинары, в которых он участвовал, накопление им новых знаний на эту тему.

Да, СССР не Венгрия или Югославия, не Чили и не Китай. У нас уже не остановить стремительные политические процессы, которые удалось силовым образом заглушить в Китае. Да, все это так. Но если ничего не делать и по-прежнему доверять судьбу страны нынешним руководителям – катастрофа будет вселенской.

То есть если мы взглянем на тот же ландшафт Волхонки и Пречистенки, Гоголевского бульвара глазами тогдашнего Гайдара, то это будет взгляд врача.

Он видел, чем болен этот мир, он видел, что все его привычки, повадки, легкое покашливание и бодрое покрякивание – все это ненадолго. Буквально на пару лет. Короче, жизнь больного зависит от лечения.

Но был еще один ландшафт – так сказать, «внутренний», в который он также не мог не вглядываться постоянно, каждодневно, пытаясь его понять и ощутить, – это был его новый мир, новое семейное обиталище: бабушкина квартира на Кировской, место, где Лия Лазаревна и Соломон Вольфович прожили десятки лет и в котором теперь по воле судьбы поселились он, его жена Маша, ее сын Ваня и его сын Петя.

Денег на капитальный ремонт не было, мебель новая появлялась постольку-поскольку – да и не хотелось тут ничего ломать, менять, рушить. Он смотрел вокруг, и на него глядела не только родная, с детства знакомая квартира бабушки, но и невысказанная тайна семьи, которая досталась ему в наследство.