Егор Гайдар

Лучше всех это понимал, конечно, сам Гайдар. Понимал еще до 15-й дачи, до того, как в «несерьезной курточке» прошел с Нечаевым через центральный вход Госплана – советского монстра, в котором работало около трех тысяч человек. Понимал уже в августе 1991 года.

Гайдар писал: «Союзные хозяйственные министерства уже ничем не управляют. Их сотрудники заняты поисками работы в частном секторе, созданием коммерческих фирм и переводом в них казенных денег и имущества. Работа партийных органов, до августа 1991 года по традиции еще выполнявших на республиканском, областном, районном уровнях посреднические и регулирующие функции в хозяйственных взаимосвязях и распорядительных процессах, теперь официально запрещена. Крайкомы, обкомы, райкомы партии закрыты, опечатаны. Силовые структуры – армия, КГБ, МВД – деморализованы.

Сформированные после провала переворота новые союзные органы управления даже не пытаются всерьез овладеть ситуацией. Это и понятно: теперь, после августовской победы, вся ответственность за происходящее в России, и в значительной степени на территории всего бывшего Советского Союза, ложится на плечи российских лидеров.

На этом политическом фоне еще оставалась, как мне тогда казалось, единственная возможность сохранить СССР: Горбачев немедленно отрекается от своего поста, передает его Ельцину как президенту крупнейшей республики Союза. Ельцин легитимно подчиняет себе союзные структуры и, обладая безусловным в ту пору авторитетом общенародного лидера России, обеспечивает слияние двух центров власти, борьба между которыми и служит одной из основных причин развала. Так возникает надежда…

Реально же происходит иное: российское руководство бездействует, процесс дезинтеграции Союза приобретает лавинообразный характер, межреспубликанские таможни задерживают вывоз продукции. Формально Союз существует, но из него вынули душу, осталось тело, и оно перестало функционировать, нет даже конвульсий. Возможно еще попытаться о чем-то с республиками договориться, но давать указания, требовать исполнения, контролировать – это утопия…»

Вынули душу, осталось тело… Нет даже конвульсий… Короче, труп. Так?

Гайдар продолжает:

«У Ельцина – немалый запас народного доверия, немыслимая ответственность и почти никаких рычагов управления. Ведь до сих пор российская государственность была чистой бутафорией. В ней ничего ни с чем не сцеплялось. Нет ни своей армии, ни КГБ, ни МВД, ни контроля над регионами, власти в которых могут выкинуть неведомо что. Нет своего эффективного центрального банка. Нет контроля за большей частью промышленности. Нет таможни. Да ничего вообще пока нет, кроме названия: Российское государство».

…Давайте честно признаемся: читать Гайдара – даже благорасположенному к нему человеку – не очень простое занятие. И дело не в том, что пишет он суховато, как ученый – внутренней страсти тут хоть отбавляй. Дело в другом – в его болезненной честности, до деталей, до запятых. В чересчур ответственной скрупулезности автора. В его маниакальном стремлении к полной, исчерпывающей правде.

Ну, сказал бы хоть раз – а вот тут мы добились того-то. Тут мы, безусловно, победили. Результаты вообще-то показали изумительные… Или же – от нас, по большому счету, ничего не зависело.

Нет. Сплошные, бесконечные оговорки и уточнения.

Налогов в России нет, но, добавляет Гайдар, есть, конечно, налог с оборота, только очень маленький; его предыдущее российское правительство сделало таким (это в условиях дикой финансовой катастрофы!), чтобы создать для предприятий «более привлекательные условия для перехода в российскую юрисдикцию». Ничего не поймешь, были налоги или не было их?

Конечно, оставаясь в «рублевой зоне», банки бывших союзных республик разгоняли инфляцию, но, добавляет Гайдар, «они не печатают наличные рубли, но росчерком пера, через безналичные расчеты, вольны запустить в обращение любую массу денег, и чем меньше республика, тем большую выгоду она получит от этой безналичной эмиссии». Вот и поди разберись.

Ох, как сложно там все у вас, у финансистов!

Или же та самая «очень жесткая», предельно жесткая финансовая политика государства, о которой Гайдар (да и не он один) писал, кричал, бил во все колокола все эти горбачевские годы:

«Правительство, либерализовав цены, одновременно резко сокращает субсидии на продовольствие, примерно в 3 раза снижает ассигнования на закупку вооружения, резко сокращает расходы на капиталовложения, особенно в аграрную сферу, ограничивает финансирование социальной сферы реальными доходами бюджета и в то же время вместо дезорганизованного налога с оборота вводит предельно высокий налог на добавленную стоимость (28 процентов)».

Такой был красивый план…