Егор Гайдар

В этом идеальном плане Явлинского жил какой-то совершенно другой, идеальный Евгений Петрович, который из своего геолого-разведочного института ринется покупать грузовик, организовывать «грузоперевозки», день и ночь будет работать над созданием правильной фирмы, используя правильные законы, чтобы обеспечить растущее благополучие своей семьи.

Да, такие люди, конечно же, позже появились. Через несколько лет. Но для этого новая – довольно жесткая – реальность должна была уже наступить.

Вопрос был и в сроках. Скорее всего, такая приватизация средств производства, по Явлинскому, которая привела бы к созданию этих «идеальных» мелких собственников, могла бы занять в постсоветской России годы. Три года, пять лет – это как минимум. «Малая приватизация» по методам Гайдара – Чубайса продолжалась год. Но и этот год, как говорит Чубайс, – слишком большой срок для жизни в условиях не размороженных цен.

По методам Явлинского жить так пришлось бы гораздо дольше.

Иными словами, проблема этого идеального плана была только в том, что эти три года, пять лет или больше он предлагал всем этим замечательным людям, обладателям автобусов и грузовиков, по-прежнему сидеть на талонах. Жить впроголодь. Стоять в очередях за хлебом. Давиться за бутылкой молока для ребенка. Получать килограмм мяса к 7 Ноября.

Это, конечно, уже было совершенно нереально. Единственным стимулом для новых предпринимателей была как раз возможность начать жить по-другому – в рыночной среде со свободными ценами, то есть не просто зарабатывать прожиточный минимум для своей семьи, но и покупать другие продукты и товары, другого качества, по другим ценам. Прорваться в новую жизнь и попробовать этой новой жизни. Помните, как у Евгения Петровича: «Там всякие были чипсы, кока-кола, баночки, скляночки, такое изумительное все, мы обалдели прямо».

Вот это «изумительное все» – и было тем удивительным, странным стимулом, который «завел» мотор, запустил уже умершую в стране экономическую жизнь, товарно-денежные отношения. Челноки, торговцы, спекулянты – с одной стороны, это было тяжело. Но это было искусственное сердце или искусственные легкие экономики, называйте как хотите, которые ее спасли в конечном итоге.

«Я была терапевтом в медицинском центре при заводе в Саратове. В перестройку я зарабатывала свои 120 рублей, муж тоже работал, и по тем временам мы жили хорошо: машина и даже своя квартира – что было достаточно редким явлением. Моя знакомая ездила в Польшу за шмотками, и как-то раз я решила съездить с ней, но не ради заработка, а просто чтобы одеть родителей, мужа и дочь – ведь носить было нечего, магазины стояли пустые. Кто-то этим занимался для выживания, а я – нет.

Я стала брать отпуск за свой счет и мотаться то в Польшу, то в Югославию, привозила вещи для семьи и на продажу, а моя подруга, тоже врач, выходила с этим на базар. Я не могла через себя переступить и сама выйти продавать, а она это обожала» (монолог Светланы из книги «Музей 90-х»).

«В три часа ночи добрались до турецкой границы. Встали толпой у автобуса. Таможенник в отглаженном кителе, аристократично попивая чаек из прозрачного стаканчика, стал брезгливо посматривать на наши небритые физиономии бывших лауреатов и кандидатов режимных наук. Пополз слух – таможенный досмотр, а это значит, полная выгрузка и потом снова загрузка автобуса. Что делать, пока ждем? Начали играть в футбол пустой консервной банкой. Разогрелись. Таможенник, забыв про чай, смотрел на нас с открытым ртом, и чай холодел в его стаканчике. Ура! Досмотр отменили. Четыре утра. На болгарской стороне, в харчевне, открытой для челночников, пили водку, закусывая горячим сочным мясом. Здорово.

Наш перегруженный автобус медленно ползет по серпантину к верхней точке перевала. Лежа на тюках под крышей автобуса, хорошо видишь заснеженный край дороги. Автобус чуть покачивается, как трос под канатоходцем. Последние триста-четыреста метров до верхней точки слышно, как надрывается двигатель на первой передаче, всё, переползли» (из книги «Были 90-х»).

Да, челноки спасли экономику, спасли товарный рынок, запустили первые робкие финансовые и деловые потоки, из их активности в дальнейшем родился российский бизнес – но дело, конечно, не только в этом.

Многие, как Светлана, делали это через силу. Делали потому, что просто не было другого выхода. Пренебрегали опасностями. Нарывались на бандитов и грабителей. Отдавали дань коррупционерам в милицейской форме. Попросту погибали.

…Словом, хотя люди были, что уж там говорить, героические, земля уходила из-под ног у любого человека.

Но ровно в той же внутренней ситуации оказался и сам архитектор российских реформ.

И у него земля уходила из-под ног.

Да, в отличие от Евгения Петровича, который предпочел бы оставаться в своем геологоразведочном, Егор Тимурович в 1991 году вышел на абсолютно новую для себя работу.

Но то, что на этой работе его ожидает, – масштаб, так сказать, катастрофы – он, конечно, при всем своем даре предвидения и анализа, никак не мог предсказать во всей полноте.