За то, что никогда не думала ни о ком, кроме себя.
Я обнаружила, что до этого момента они были добры ко мне. Все консультанты, программы и церковные группы были простыми решениями.
После того, как я сделала такой выбор, они почувствовали, что мне нужна большая артиллерия.
Поэтому они привели Давида.
Я не могла пережить, как он превратил меня из девушки, которой я была, в ту, кем я стала. Я не могла не думать о его голосе и о том, как ему удавалось проникать в мою голову.
Он был волшебником, в некотором смысле, игроком в игры разума, целеустремлённым, гипнотическим и очаровательным в самом худшем из возможных сочетаний.
И я ему нравилась.
Мои родители радовались этому. Не имело значения, что он был слишком стар для меня, что в восемнадцать лет мне практически промыли мозги, чтобы я полюбила его.
Я была испорченным товаром, поэтому тот факт, что кто-то мог хотеть меня, был достаточно хорош для них.
Не имело значения, что он украл мою молодость, что он украл мою жизнь, что у меня не было возможности узнать, кто я, потому что я была под его влиянием.
По какой-то причине ему нужна была их запятнанная, убившая ребёнка дочь, поэтому они отдали ему меня.
И я позволила им.
Мне потребовалось время, чтобы понять, почему он хотел меня, хотя это должно было быть очевидно.
Секс должен был быть только для одного, и мне много лет говорили, что я идеально подхожу для этого, поскольку у меня такие большие широкие бёдра для деторождения.
Поэтому люди в нашей церкви, как правило, женились молодыми. Они делали это, когда секс считается грехом, понимаете?
Так что для Давида быть в свои тридцать лет неженатым было странно.
Но это был тот вариант, который, как он чувствовал, у него был. Он сделал этот выбор, потому что довольно рано решил, что не хочет детей.
А в церкви не принято признаваться в том, что ты не хочешь детей. Вместо этого он смирился со взглядами в его сторону и шёпотом о нём, хотя его убивало, что люди думают, что он не идеален.
Поэтому, когда кто-то привёл к нему на консультацию маленькую убийцу ребёнка, он подумал, что женитьба на ней – это неплохое решение всех его проблем.
Дело в том, что я действительно хотела детей. Всегда хотела. Просто тогда я их не хотела. Я не хотела их до того, как у меня появился шанс вырваться из церкви и проложить свой собственный путь в жизни.
Я хотела иметь семью с тем, кого любила, а не с тем, за кого вышла замуж, как только мне исполнилось восемнадцать, потому что хотела заняться сексом богоугодным способом.
И Давид сумел убедить меня, что я люблю его.
Я понятия не имею, был ли мой муж девственником, когда мы поженились, хотя я бы сказала, что, скорее всего, нет. Он часто трахал меня. У нас не было секса, как у пары.
Мы не занимались любовью, не наслаждались телами друг друга и так далее. Он просто трахал меня.
И я думала, что это означает, что мы пытаемся завести ребёнка. Но когда прошло несколько лет, а я так и не забеременела, я спросила его, не стоит ли нам сходить к врачу или ещё куда-нибудь.
– Для чего? – спросил он.
Я была так растеряна.
– Чтобы… чтобы завести ребёнка. Я хочу ребёнка.
Это был первый раз, когда он ударил меня.
Потому что да, он был манипулятором, да, он был ужасен, да, он был монстром в течение многих лет, но он никогда не бил меня.
И я была так потрясена, так совершенно ошеломлена, когда оказалась на полу перед ним с болью, пронзившей моё лицо, что сидела, уставившись на его голени, пока он не наклонился и не взял меня за руку.
– Кэт, дорогая, ты в порядке? – спросил он, его брови нахмурились от беспокойства.
Я медленно подняла голову и встретила его взгляд.
– Я… что?
– Ты упала, моя дорогая. С тобой всё в порядке?
Я уставилась на него, затем, как жалкое оправдание человека, в которого он меня превратил, я кивнула.
Блэр была славной, замечательной ошибкой.
Я не рассказывала Давиду о ней до нескольких месяцев, достаточно долго, чтобы он не мог заставить меня избавиться от неё, но он не был так зол, как я думала.
Возможно, он смирился с этим; возможно, он устал от новых шепотков и взглядов в церкви, от слухов о нём, которые, как он надеялся, исчезнут, когда мы поженимся, но они так и не исчезли.
Что бы там ни было, он смирился с тем, что мы станем родителями, хотя, я думаю, он всегда надеялся, что у нас будет только один ребёнок.
И когда появление на свет моей маленькой дочери чуть не убило меня, он получил то, на что надеялся.
– Больше никаких детей, – сказала я Дани, – приказ врача. Они перевязали мои трубы сразу после родов. Но у меня есть она. И она стоила всего этого.
Он молчал, пока я говорила, но всё это время не сводил с меня глаз.
Ни разу он не отвернулся и не сдвинулся с места; он просто сидел и слушал. Тёмные глаза изучали меня, пока я рассказывала обо всех ужасных вещах, которые произошли, об эгоистичном выборе, который сделала, и о последствиях, которые, как я говорила себе, я заслужила.
Проблема заключалась в том, что он молчал, даже когда я не могла придумать, что ещё сказать. Отчаянно нуждаясь в чём-то, я схватила стакан с водой и выпила всё.