Эгоист (СИ)

Сидя на нем верхом, Шарлотта замерла от смущения, когда почувствовала, как задирается подол ее ночной рубашки. Не могла не почувствовать, как напрягаются его бедра, и еще что-то, что прижималась как раз к тому месту, которое он ласкал в день очередного нападения на него. К тому месту, которое снова вспыхнуло, дрожало и болело все сильнее, пока он целовал ее, пробуждая в ней чувства, которые она уже и не надеялась ощутить вновь.

Опустив руки ей на плечи, он толкнул ее к своей груди. Без корсета и лишних слоев одежды, она так отчетливо чувствовала его, чувствовала, как ее грудь трется и вжимается в его напряженное тело, что у нее перехватило дыхание. Его губы терзали, исступленный поцелуй заставлял ее млеть и гореть. Даже ветер не мог остудить. И словно этого было мало, он скользнул руками ей на талию, сжал ее и… и усадил на свои колени так странно, что Шарлотта… Она ахнула и оторвалась от его губ, когда что-то твердое уперлось ей между ног как раз в то место, где горело больше всего.

— Не бойся меня, — горячо прошептал Уильям, покрывая поцелуями ее лицо, спустился по шее и с жаром прижался к трепыхающейся жилке, которая пульсировала в такт тому, что вспыхнуло в ней, когда он, обнимая ее за талию, качнул ее на себя так, что она потерлась своим жаром о его твердость.

Задрожав от изумления, Шарлотта выгнула спину и едва не ослепла, когда от этого мимолетного движения острый озноб прокатился по всему телу, заставляя ее трепетать так, будто она погибала.

— Господи! — задыхаясь молвила она, схватив лацканы его рубашки и уткнувшись ему в шею.

Уильям погладил ее по спине, а потом шепнул ей в самое ухо.

— Я хочу быть с тобой. — Он прижался губами к ее щеке и хрипло добавил: — Я до смерти хочу быть с тобой, Шарлотта. Пожалуйста, останься.

Она не только не могла ответить, Шарлотта не могла даже пошевелиться, такое оцепенение охватило ее. Дыхание медленно вернулось к ней. Она подняла голову, заглянула ему в глаза, которые в лунном свете пылали еще отчетливее, и смотрели на нее так, будто пытались заглянуть ей в самую душу, и поняла, что даже сейчас не сможет отказать ему. Никогда не могла. Никогда не могла перестать любить его. Это было сильнее ее. Даже, если он снова уйдет, она не сможет перестать любить его и тогда. Даже когда в прошлом Шарлотта пыталась уверить себя в том, что всё прошло, она просто обманывала себя. Как можно было перестать любить его? Как можно было просто задержать биение сердца?

Невозможно.

Подняв дрожащую руку, она коснулась его лба и с особой нежностью отвела от лица темную прядь назад. Луна осветила его застывшее, напряженное лицо. Она опустила взор на его губы, самые красивые, самые захватывающие губы на свете.

— Уильям, — пробормотала она, захваченная им навсегда.

И поцеловала его сама.

Ульям вздрогнул, а потом так крепко обнял ее и прижал к своей груди, что она едва не задохнулась. И тут же овладел ее губами агонизирующим, таким дурманящим поцелуем, что она снова вспыхнула. Еще и потому, что вновь обхватив ее за талию двумя руками, он толкнул ее к себе. Трение повторилось. Шарлотта задохнулась от накатившего на нее блаженного трепета, вцепилась ему в шею и не смогла сдержать протяжного стона, который сорвался с губ, но он не позволил ему вырваться на свободу, поглотив собственными жадными устами. Господи, она не просто тонула в нем. Уже имея некоторое представление о том, что может произойти, она все же не была готова к тому, что он делал сейчас. Опалял, ошеломлял, не оставлял в ней ничего, что принадлежало бы ей. Принадлежало ему.

Теперь между ними не было не только многочисленных слоев одежды. Впервые между ними не стояли горечь и боль. Она хотела раствориться в нем и остаться там навсегда. Потому что любила, потому что не представляла, как жить без него. Как она все эти годы жала и смотрела, как он уходит с другой? Уходит, чтобы заглушить боль разбитого сердца и потерю отца. Она отдала бы все на свете, чтобы исцелить его сердце, чтобы это сердце принадлежало ей. Но у нее были только эти мгновения, которые она не собиралась променять ни на что.

Да, прежде она любила его образ, а теперь она знала, каким он был настоящим. Не только огненным, внимательным и страстным. Он был самым необычным из людей. Даже во время этого глупого ухаживания, что она предложила ему, не отвернуло ее от него, ведь в какой-то степени она боялась обнаружить в нем того повесу, который всегда уходил. За это время она узнала то, что привязало ее к нему еще крепче. То, что делало его близость, его поцелуи до смерти необходимыми. Без которых она уже не представляла свою жизнь.