Эгоист (СИ)

Одному Богу известно, каких трудов ему стоило усидеть на ужине, а потом пожелать всем спокойной ночи и уйти. На время выходных, пока в доме были гости, он уговорил мать отдать в его распоряжение отдельно стоящий флигель. Уильям знал, что не сможет спать под одной крышей с Шарлоттой. И вот теперь это.

Любовь, которую он не ожидал, обрушилась на него и больше не собиралась покидать его. Он и не хотел этого. Удивительно, что он не понял этого раньше. Не понял, потому что никогда не знал настоящей любви. Удивительно, но любить Шарлотту было так легко, так мучительно сладко. Всё в ней вызвало в нем восхищение и даже гордость. Она могла одним взглядом усмирить его сердце, а через секунду заставить его биться с таким отчаянием, будто собиралась вытащить его из его груди. И он бы с радостью отдал ей свое сердце. Если бы она забрала его себе. Если бы захотела этого.

Он не просто хотел ее. Не просто любил. Это было даже больше, чем он мог себе представить.

Уильям снова вздрогнул, когда позади раздался хруст ломающейся ветки. Он резко повернулся на скамейке и обомлел.

В нескольких шагах позади него в одной ночной рубашке и накинутом поверх шелковом белоснежном пеньюаре, с распушенными волосами, которые переливались серебристыми прядями, и обращенным к нему лицом стоял предмет всех его мечтаний.

— Шарлотта… — изумленно простонал Уильям, чувствуя, как сердце его замирает под ее пристальным взглядом. — Что ты тут делаешь?

Она встрепенулась, но не отвела взгляд, а обхватила себя руками и чуть ниже опустила голову.

— Я увидела, как ты пришел сюда, и… тоже захотела подышать свежим воздухом. Можно, я присяду рядом с тобой?

Волосы на затылке встали дыбом, едва он представил себе, как Шарлотта, едва одетая и с распущенными волосами, которые перекинула через правое плечо, подходит и садится рядом с ним.

— Да, конечно, — сказал он, и словно в тумане увидел, как она подходит, подходит невероятно близко. — С-садись…

Лунный свет падал на ее шелковый пеньюар, который облегал ее тело, как вторая кожа, обрисовав не только линию бедер и тонкую талию, но и высокую грудь с темными сосками, которые проступали сквозь почти прозрачную ткань ее ночного одеяния.

Боже правый!

Шарлотта присела рядом с ним, стараясь не смотреть на него, потому что боялась растерять все мысли, которые не давали ей покоя.

Ей не просто не спалось. Она места себе не находила не только с тех пор, как после пикника возле этого самого озера что-то изменилось. Вид встревоженного и напряженного Уильяма беспокоил ее гораздо сильнее, чем даже собственные переживания. Его будто подменили. Даже на ужине после пикника он вел себя скованно, мало говорил и почти все время молчал, погрузившись в долгие раздумья. Она испытывала желание прямо спросить его, в чем дело, но… не рискнула. Может, это она чем-то рассердила его?

Но нет, потому что на прогулке сегодня днем к руинам и обратно, он… Он все время был рядом с ней, а потом конец даже взял ее за руку. И сердце ее едва не упало к его ногам, когда стало очевидно, что не она отвратила его от себя. Это был единственный раз, когда он коснулся ее после того поцелуя, которым приветствовал ее в своем доме. Он больше не пытался найти с ней встречу, даже не пытался поцеловать. И это рукопожатие в конце прогулки… как будто дало ей слабую надежду на то, что она все еще хоть что-то значит для него. Значит даже после того, что ему много лет назад разбили сердце без права на исцеление.

И вот теперь он сидел тут в полном одиночестве. Ушел после ужина, ушел так легко, будто их больше ничего не связывало.

Время пребывания в Эжуорт-парке неумолимо закончилось. Завтра она уедет домой и… И возможно, он закончит свою глупую затею, которая началась с таких невероятных событий. Она говорила, что должна будет отказать ему. Возможно, он придет, чтобы услышать ее слова, но Шарлотта пребывала в настоящем ужасе… Потому что не представляла, как откажет ему.

Ей отвели спальню, которую она делила с Прюденс. Сестра легла и уже блаженно спала, не ведая ни о какой мирской суете, а Шарлотта стояла у окна и не могла пошевелиться до тех пор, пока не увидела, как к озеру приближается одинокая высокая фигура. И только ткань белоснежной рубашки белым пятном выделяла его в темноте ночи, притягивая ее взгляд, как магнит. Поэтому она и пришла сюда. Не могла не прийти. Не могла больше делать вид, будто всё это не важно для нее. Очень важно, так важно, что она хотела понять, что с ним не так. И что ей теперь делать.

— Почему ты здесь? — осторожно спросила Шарлотта, украдкой взглянув на него и отметив, как ссадина и синяк на его лице полностью зажили.

Его густые волосы взлохматились и мягкими прядями падали на широкий лоб. Глаза мерцали, прикованные к ней. Лицо застывшее, суровое, будто высеченное из мрамора, и сосредоточенное. Льняная ткань расстегнутой на несколько верхних пуговиц рубашки, концами скрываясь в поясе черных бриджей, прилипла к его груди, будоража воображение и напоминая о том, что на самом деле скрывается под ней. К чему она прижималась несколько дней назад.