И никогда не говорил другим женщинам то, что сказал сегодня ей. Дал обещание, которое намеревался сдержать. Потому что не хотел, чтобы она думала, будто он не способный на честность. Потому что видел такое пронзительное осуждение в ее глазах, что это его даже задело. Да, он прежде вел недостойную жизнь и не гордился этим, но ему вдруг стало не все равно, как о нем думает Шарлотта, потому что не хотел, чтобы она думала, будто он ничего не стоит, что его слова ничего не стоят. Тем более после того, как испортил ей прогулку. Никогда еще мнение другой женщины не волновало его так, как ее. В тот момент он был готов пообещать ей даже больше, если это только прогонит боли из ее красивых, но таких грустных глаз.
Боже правый, почему она вызывала в нем столько необъяснимых, мучительных чувств? Что в ней было такого? Может, это с ним что-то было не так? Может, пулевое ранение вышибло в нем половину мозгов? Да, возможно, это и могло объяснить то, что он терял остальное, когда видел ее.
И всё же Уильям не мог забыть, с какой тревогой она смотрела на него, на его плечо, когда спросила о его самочувствии. Милая, добрая Шарлотта. Спрашивала о нем даже, когда он ранил ее, оставив во время прогулки. Другая женщина непременно прогнала бы его, или потребовала бы компенсацию в виде изумрудного браслета или чего-то подобного. Но Шарлотте такое даже в голову не пришло. Разве… разве могли существовать такие женщины?
Открыв глаза, Уильям посмотрел на свой сжатый кулак.
Он не просто намеревался жениться на ней. Это стало затрагивать в нем чувства, которых быть не могло. Не должно. И все же факт оставался фактом: Шарлотта волновала его так, как не волновала до него ни одна другая женщина.
И она видела всё то, что произошло в ту ночь до выстрела. Уильям точно помнил, что она выглядела какой угодно, но не женщиной, у которой болела голова. И хоть сейчас важнее было другое, ее безопасность, но его все еще настораживал факт того, что она покинула бал. И так вовремя пришла ему на помощь. Черт, получается… ее тоже могли заметить? У него похолодело в груди, когда Уильям осознал, что она тоже… может быть в опасности. В настоящей. Поэтому он должен был срочно переговорить с Робертом, но Уильям не мог перестать думать о Шарлотте.
Господи, как же она была близка! Как было бы просто опустить голову и снова прижаться к ее волшебным губам. У него кружилась голова. Уильям чувствовал тепло ее дыхания на пальцах, когда коснулся ее нежной щеки, знал, как будет легко потеряться в ней, чтобы не думать ни о чем, чтобы наконец насладиться теплом ее губ, ее поцелуем, который снова всколыхнет в нем все чувства. Который он так давно не ощущал! Уильям страшился и в то же время отчаянно хотел поцеловать ее, но знал, что если коснется ее, он потеряет голову и… Не сможет заняться делами, которые не терпели отлагательство.
Он должен был убедиться в том, что ей ничего не угрожает.
Роберта он нашел в его кабинете сидящим за столом, где он писал какое-то длинное письмо. Лидии дома не оказалось, вероятно, она прямо из парка поехала в Холбрук-хаус, чтобы рассказать об увиденном матери. Уильям скрипнул зубами. Лидия! Но что он мог поделать? Скоро он сам собирался поехать к матери.
И все же сейчас его беспокоили не родные.
— Я видел ее сегодня в парке! — заявил он, остановившись перед столом Роберта.
Отложив перо, Роберт внимательно посмотрел на него.
— О ком ты говоришь?
Уильяма охватил приступ острого гнева.
— Об этой твоей проклятой леди Хартли!
Роберт нахмурился.
— Ты видел ее? Где?
— В Гайд-парке.
На этот раз Роберт встал.
— Она была одна?
— Кажется, да…
— Ты пытался ее остановить?
Уильям испытал желание врезать Роберту, потому что его дурацкое задание стоило ему прогулки с Шарлоттой.
— Да, черт побери! Но она исчезла в толпе. Я не нашел ее. — Он подошел ближе и, глядя ему в глаза, требовательно спросил: — А теперь выкладывай, что происходит, и не пытайся говорить завуалированно, как делал это в прошлый раз. Потому что оказывается, что Шарлотта стояла на улице еще до выстрела, и возможно, ее могли заметить. — Голос его оборвался, а холодный страх медленно охватил его. — Получается, что и она может быть в опасности.
Роберт вышел из-за стола и подошел к нему, заметив, как побледнел Уильям.
— Я не позволю, чтобы с ней что-то случилось. Хочешь, я приставлю к ее дому охрану?
Рука его невольно сжалась в кулак.
— Я в состоянии позаботиться о ней сам, а ты давай выкладывай мне всё, иначе я больше не буду помогать вам в чем бы то ни было!
Прижав пальцы в переносице, Роберт отошел от него и покачал головой.
— Ты должен понимать, что, то, что я тебе скажу, не должно выйти за двери этой комнаты, потому что это секретные сведения.
Уильям напрягся.
— Разумеется, — процедил он гневно.