— Я не смею отнимать ваше драгоценное время. Тем более время моего пребывания с вами закончилось. Но… — Он подошел еще ближе. — Могу я пригласить вас завтра на прогулку, если вы будете чувствовать себя расположенной к таковой?
Шарлотта застыла, почему-то не в состоянии дышать. Еще ни один поклонник, кроме как в танцах, не приближался к ней так близко. Никогда не позволял с ней вольностей. Лорд Хамфри не выглядел сейчас так, словно мог позволить с ней вольности, ведь и дверь была открыта для приличия, но…
Шарлота призадумалась и расслабила нос, чтобы… попытаться ощутить, как пахнет одеколон лорда Хамфри. Почему-то до этого мгновения она не задумывалась об этом. Ей было как-то всё равно, но теперь… Она принюхалась. Свежий, бодрящий аромат морских волн и… И ничего необычного. Ничего, что могло бы взволновать ее впечатлительное сердце, даже не смотря на то, что ей было уже двадцать пять лет и иметь такой глупый орган, диктующий ей правила, было совершенно бессмысленно и даже опасно.
Только… Шарлотта не стала отчаиваться. Подумаешь, запах одеколона. Его можно сменить. На что-то, похожее на сандал…
Она резко прервала себя. Идиотка, какой еще сандал?!
Прочистив горло, Шарлотта подняла взгляд на ожидавшего ответ лорда Хамфри.
— Я с удовольствием прогуляюсь с вами завтра.
Лорд Хамфри улыбнулся, глаза его радостно засияли. Он был очень красивым мужчиной близким к тридцати годам, и возраст придавал ему еще больше солидности и привлекательности.
Отойдя на шаг назад, он взял ее руку и едва заметно поцеловал ее пальцы.
— Тогда до завтра, мисс Уинслоу.
Он покинул гостиную, а Шарлотта стояла на прежнем месте, смотрела на свою руку и гадала, почему… почему ничего не почувствовала? Ей следовало сосредоточиться, но…
Она снова разозлилась на себя. Какая разница, что она чувствует, а что нет? Лорд Хамфри будет ей хорошим мужем. Он был порядочным, тактичным и очень внимательным человеком. За семь лет она ни разу не слышала, чтобы он вляпывался в какой-нибудь скандал. В отличие от других!
— Почему ты такая серьезная?
Голос матери прервал очередные болезненные мысли, которые слава богу не получили продолжения.
Опустив руку, Шарлотта повернулась к матери. Худощавая и высокая, с темно-русыми волосами и серыми глазами, Харриет была всё так же грациозна и привлекательна, как возможно была в пору своей молодости.
— Я просто… я уже устала принимать сегодня посетителей.
Харриет улыбнулась и вошла в комнату.
— В таком случае, могу предложить тебе составить мне компанию и выпить со мной чаю на террасе, пока я жду своих гостей. — Присев на диване, она снова взглянула на дочь. — Хотя следует признать, что мне нравится видеть, как тебе наносят визиты.
Шарлотта опустила голову.
— И… и мне.
Харриет тихо постучала рукой с длинными пальцами по пустому месту рядом с собой, призывая дочь присесть.
— Кто тебе больше нравится? Есть кто-то, кого ты бы… выделила?
Вздохнув, Шарлотта присела на диване. Она знала, что мать желает ей только счастья, ведь все эти семь лет так ничего и не сказала ей по поводу того, почему она отклоняла одно предложение за другим, но… Сейчас Шарлотта испытала то, чего никогда не испытывала прежде: вину и раскаяние за то, что обманывала своих родных, разрушая их надежды на счастливый исход. Они ведь так старались, чтобы подарить ей незабываемые сезоны, и чем она отплатила им?
— Мне нравится лорд Хамфри, — наконец ответила Шарлотта, пытаясь вызвать в сердце чувства, которые были бы направлены только на лорда Хамфри, но это… это было так же трудно и бессмысленно, как и сизифов труд. (Сизифов труд — бессмысленное и изнурительное занятие, нескончаемая и бесплодная работа, названа по имени мифического древнегреческого царя Сизифа, провинившегося перед богами и осужденного ими вечно вкатывать на гору камень, который, достигнув вершины, каждый раз скатывался обратно вниз. — прим. автора).
Харриет улыбнулась.
— Он производит впечатление хорошего человека.
Слова матери тяжелым камнем повисли у Шарлотты в груди, как тот же камень Сизифа, который должен был скоро скатиться с горы. Как будто она была обречена снова поднимать его на вершину.
— Да, мама.
— И он всегда мне нравился.
Шарлотта еще ниже опустила голову.
— Да, мама.
— И у него красивые черные глаза.
— Да, мама.
Харриет подняла руку и, коснувшись подбородка дочери, подняла к себе ее лицо.
— Разве у него глаза не голубые?
Шарлотта нахмурилась.
— У кого?
Харриет внезапно рассмеялась и, отпустив дочь, встала с дивана.
— Так, на сегодня действительно хватит визитёров. Приводи свои мысли в порядок и приходи на террасу, а я пойду и попрошу, чтобы приготовили чай. Хватит думать, у тебя опять разболеется голова.
Она и так не переставала болеть, — удрученно подумал Шарлотта, сжимая тонкие пальцы, лежавшие на коленях. Мать выглядела… какой-то странной. Шарлотта нахмурилась. Она что-то не так сказала, не так ответила на вопросы матери?
Нет, вряд ли, все вопросы были односложные и…