Эгоист

Летицию поразила молниеносность, с какой Клара оказалась на короткой ноге с полковником де Креем: ведь все их знакомство исчислялось часами! Впрочем, подозрения, запавшие было в душу Летиции, когда она впервые увидела обоих вместе, и заставившие ее просить Вернона помедлить с отъездом, сейчас несколько поутихли. Искрящаяся весельем, непринужденная, дружеская беседа, за которой Летиция застала тогда Клару и полковника де Крея у калитки своего дома, и удивила и испугала ее. Она не понимала, что поразившая ее фамильярность их отношений была неизбежна, что когда жизнь сталкивает две столь живые и непосредственные натуры — да притом еще таким необычным образом, — иначе и быть не может; не понимала, что Клара все это время задыхалась в окружавшей ее атмосфере чопорной сдержанности. Не понимала, наконец, и того, что фамильярность эта была условной, как бы наигранной и отнюдь не означала подлинной близости.

Летиции довелось краем уха слышать их бессвязный спор о Флитче.

— Уилоби его ни за что не простит, — утверждала Клара.

— Ну что вы, — возражал полковник, — не каменный же он, в самом деле?

Клара промолчала.

Когда же, в ответ на уверенное заявление де Крея: «Вот увидите, Флитч еще воцарится на паттерновских козлах, — или я утерял свой дар красноречия!» — Клара лишь покачала головой, Летицию вдруг осенило: эта девушка, еще час назад не признававшая господина над своим холодным сердцем, несмотря на то что была просватанной невестой, нашла наконец достойного партнера или, как говорится — свою судьбу. С тех пор как Летиции открылся характер мисс Мидлтон, особенно после того, как она узнала, что Клара еще прежде, чем довериться ей, излила свою душу мужчине, такой грозный исход представлялся ей вполне возможным. Летиции казалось невероятным, чтобы юная девушка решилась коснуться своей святая святых в разговоре с мужчиной, пусть даже таким, как Вернон Уитфорд. Впрочем, разве жизнь не вереница чудовищных и необъяснимых фактов, неумолимо увлекающих нас за собой и не дающих нам опомниться? Что же, если Клара могла открыться Вернону — поступок, немыслимый для Летиции ни при каких обстоятельствах, — следовательно, ей ничто не мешало точно так же поделиться и с де Креем.

Как все люди, не имеющие навыка мыслить логически, Летиция обратилась к дедуктивному методу, забывая при этом, что и заключения свои, и приговор она строит на основании собственных, априорных предпосылок. Ну, конечно же, Клара призналась во всем де Крею!

Вспомнив покоряющую силу Клариной искренности, Летиция подумала, что под обаянием ее речей всякий мужчина способен забыть о своем долге джентльмена и друга. Да разве и сама она не поддалась этому обаянию? Клара посеяла в ней мысли о сэре Уилоби, которые, как казалось Летиции, никогда раньше не приходили ей в голову; она бы очень удивилась, если б ей сказали, что эти мысли давно уже незаметно прозябали в глубинах ее сознания и что Кларина бесстрашная пытливость всего лишь вызвала их к жизни. У женщин с повышенной чувствительностью обычно так и бывает: где-то, на дне своей уязвимой души, они, сами того не ведая, хранят верное представление о человеке, который причиняет им боль, — особенно если человек этот им бесконечно дорог; они, эти женщины нежной души, подобны только что возведенным укреплениям: убийственные снаряды падают в еще рыхлую землю, не причиняя вреда, и лежат там, пока их не извлечет лопатка сапера. Быть может, поэтому женщины такого склада, как Летиция Дейл, менее уязвимы под ураганным огнем, нежели, например, такие, как Клара Мидлтон.

Если Летиция не понимала, что на Клару следует смотреть, как на человека, охваченного горячкой, почти невменяемого и недоступного доводам разума, то Вернон и подавно этого не понимал. То, что она открылась ему, он считал — в ее обстоятельствах — извинительным. Существо того, что она ему открыла, не явилось для него совершенной неожиданностью. Он видел, что она страдает и мечется, и мало того что оправдывал ее всей душой, готов был чуть ли не превозносить ее за это: то, что она пришла к нему, было вполне естественным, то, что говорила так откровенно, свидетельствовало о ее отваге, а то, что обращалась с ним, как с другом, было лестным знаком ее доверия. Словом, обстоятельства, в каких очутилась Клара, извиняли многое. Но никакого оправдания не было тому, что таким же дружеским доверием она дарила полковника де Крея. Это — совсем другое дело!