Эгоист

— Послушайте, мистер Уитфорд, — воскликнул Кросджей, — кто это? — и повторил свою буффонаду в третий раз, еще выразительнее, чем прежде.

Вернон наклонился, чтобы его схватить. Кросджей увернулся, отбежал и повторил жест, исполненный величия.

— Доброе утро, мисс Мидлтон, как вы рано сегодня поднялись! — сказал Вернон. Его мокрые волосы свисали на лоб, а лицо побледнело после купания в холодном пруду. В глазах еще не погас жестковатый блеск, вызванный состязанием в беге.

Она ожидала встретить в нем немного той нежности, которую намеревалась отклонить, ибо знала, что он мог быть очень ласков, и смотрела на него, как на своего врача, который сделает хотя бы попытку предложить ей бесполезное лекарство.

— Доброе утро, — ответила она.

— Уилоби уехал на весь день и вернется только к вечеру.

— Какое прекрасное утро для купания!

— Да.

— Я могу шагать очень быстро, если хотите.

— Спасибо, я согрелся.

— Но вы предпочитаете быструю ходьбу, я знаю.

— Когда иду туда.

— Понимаю. Ах, этот обратный путь домой! А почему Уилоби вздумалось уехать на весь день?

— У него дела.

Пройдя несколько шагов в молчании, она сказала:

— Он, кажется, очень уверен в папе.

— И, как увидите, не без оснований, — сказал Вернон.

— Но отчего же? Я не понимаю. Ведь папа дал мне слово…

— Ну да, уехать с вами на два дня.

— Но даже это было бы…

— Возможно. Но другие тоже не дремали. Если ваши намерения были серьезны, вам следовало бы поговорить с отцом начистоту, без проволочек. Это я и позволил себе вам посоветовать — полагая, что вы не шутите.

— Шучу?! Вы прекрасно знаете, что это не так. Я просто хотела пощадить отца.

— В данном случае это невозможно.

— Ах, если бы человек, с которым я себя связала, был иным! Я еще не знала своего тюремщика. Я думала, довольно объясниться с ним, и он меня отпустит.

— Таких мужчин, которые согласились бы отказаться от завоеванного сокровища — только оттого, что с ними поговорили, — мало. Уилоби не из их числа.

«Сокровища»! Это слово в устах Вернона отдалось в ее душе радостью, которая немного утешила ее в ее унижении.

Она хотела бы возразить. Какое она сокровище? Никто ее так не воспринимает, кроме человека, который считает ее своей собственностью. На самом же деле никакое она не сокровище.

Впрочем, ей было не до тонкостей.

— Неужели он думает, что я могу вновь перемениться? Или я приз, который можно выиграть в лотерею? Право же, я не в силах больше здесь оставаться. А если он рассчитывает… Мистер Уитфорд, если он в самом деле считает, что я могу снова перемениться, одуматься, то держать меня здесь хитростью не только жестоко, но и неумно. Еще в разлуке, быть может, и могло бы что-нибудь измениться, но здесь…

— Умно или нет, но он вправе пускаться на любые уловки, вправе считать вас во власти заблуждения и полагать, что, если вы побудете здесь, вы настроитесь на лучший лад, — лучший с его точки зрения, разумеется. Это его полное право. Не забывайте также, что вы кругом перед ним виноваты. Вы сами это признаете, коли взываете к его великодушию. И всякий человек вправе пытаться удержать то, что ему дорого. Взгляните трезво на факты.

— Вы требуете, чтобы я была вся — рассудок?

— Попробуйте. Это единственный способ разобраться в себе до конца.

— Я попытаюсь. Но будет еще хуже, вот увидите!

— Не лукавьте. Я бы посоветовал вам покуда оставаться здесь. Я это говорю в качестве того лица, в котором, по вашим словам, вы нуждаетесь. Итак, вот вам совет друга. Вы чуть было не уехали с отцом. Но поскольку это не удалось, дальнейшие ваши попытки только встревожат его и вызовут раздражение. Скорее всего, он откажется ехать.

— Судите сами, кто переменчивее — женщина или мужчина? Папа ведь согласился, сказал, что поедет: он отчасти догадывался о моем душевном состоянии — я это видела. Но то было днем. А вечером! Его словно подменили. Он со всеми говорил не так, как обычно. Даже со мной был неласков. Однако, мистер Уитфорд, советуя мне здесь оставаться, вы тем самым предлагаете мне поступиться своей искренностью.

— Смотрите на это, как на испытательный срок.

— Мне он уже не нужен. Я слишком далеко зашла.

— Пусть окончательный суд свершится не в сердце вашем, а в голове.

— Вы со мной говорите так, словно я соткана из одного интеллекта.

В голосе ее появились звенящие нотки, указывающие на близость слез.

Вернон еле приметно вздрогнул.

— У вас достаточно интеллекта, — кинул он на прощание и, наклонив голову, зашагал по газону прочь. Ему было пора одеваться.

Клара недолго оставалась одна — полковник де Крей уже направлялся к буковой роще.

Глава двадцать вторая

Кавалькада

Кросджей, однако, ринулся наперерез полковнику и обогнал его на полноздри.

— Мисс Мидлтон! — кричал он. — Я сегодня свободен весь день после уроков. Пойдемте со мной удить рыбу, я вам потом покажу кое-какие гнезда.

— Нет, нет, сынок, не выйдет, — перебил полковник. — Хоть и соблазнительно увидеть, как ты себе раскроишь черепушку, но мисс Мидлтон, — и полковник отвесил ей поклон, — вверена лично мне на весь день, — если только она согласна?