Его Высочество Ректор

На счастье, доктор Кронвиль никуда не уехал, а всего лишь сидел в своем кабинете двумя этажами выше, и, судя по тому, с каким усердием он читал перевернутую вверх тормашками книгу, ждал меня.

— Прости, пожалуйста. Я больше так не буду, — с ходу, прям с порога выдохнула я. На ногу уже невозможно было наступить, и я стояла, как цапля, поджав ее и опираясь о косяк двери.

Медленно, будто нехотя он отложил книгу, скользнул по мне взглядом, остановился на больной ноге и нахмурился.

— Почему ты без костыля?

Я пожала плечами, пошатнулась и поморщилась, стараясь удержать равновесие.

— Забыла в аудитории…

Вот. Пусть почувствует себя виноватым — пришлось его догонять, когда и ходить-то трудно. Он вздохнул и встал со своего кресла. Подойдя ко мне, обнял за талию, завел внутрь кабинета и закрыл за нами дверь.

— Идем, — и подвел меня к креслу, в котором я сидела уже сто раз, отчитываемая за плохое поведение, усадил в него и сам сел напротив, в такое же. — Послушай…

О-о. Плохо дело. Обычно со слов «послушай» начинаются разговоры из рода «это все не из-за тебя, это из-за меня». Я помотала головой и закрыла уши ладонями. Не хочу слушать.

— Анжелик, — он придвинулся ко мне ближе и взял меня за руку, освобождая одно ухо. — Ты мне очень нравишься… Но, понимаешь… сейчас, там, на лекции, когда ты все это вытворяла… я кое-что осознал. Ты все еще ребенок. Не важно, чем мы с тобой вчера занимались. Неважно, что ты далеко не девственница. У тебя мозги… детские. Совсем. И это не изменится еще лет пять, как минимум. Понимаешь? Это все… неправильно. Так нельзя.

Не удержавшись, я всхлипнула — и впрямь по-детски — и отвернулась от него. Неужели все кончено? Так глупо, что невозможно поверить.

— Я отдам тебе компромат… — зачем-то пообещала я, вытирая щеку тыльной стороной ладони. Ага, компромат, который уже, наверняка, в грузовом самолете, по дороге в Москву.

Он покачал головой.

— Это ничего не изменит. То есть, изменит в том плане, что никто не будет больше за тобой охотиться и угрожать твоей жизни…

Ну, и черт с ним! Распустила сопли, дура! Вырвав его руку из своей, я встала и заковыляла к выходу. Грудь вдруг сдавила непомерная тяжесть, по мере удаления от него все плотнее и плотнее сжимающая сердце. Интересно, ему тоже плохо? Я обернулась.

Да нет, сидит все там же — в кресле для посетителей. Не пошевелился даже. Ну, что ж, вот тебе и ответ на твой вопрос, девочка. Или, погоди, как он тебя назвал — «ребенок»?

Развернувшись, я хотела выйти из кабинета, но комната вдруг пошла кругом, уши заткнуло плотной, звенящей ватой, а пол поплыл куда-то в бок…

* * *

… Анжелик… Анжелик, ты меня слышишь? — крепко прижимая к себе за плечи, доктор Кронвиль щелкал у меня перед лицом пальцами.

Я что, грохнулась в обморок от того, что он дал мне от ворот поворот? Мне?! Да я сама, кому хочешь… Не понимая, как такое могло произойти, я зажмурилась и как следует проморгалась. В ушах до сих пор звенело.

— Наверное, на больную ногу наступила… — пробормотала я, пытаясь высвободиться из его объятий. Но он не позволил, легко подняв меня на руки.

— Я отнесу тебя в лазарет.

Whatever… Я закрыла глаза и постаралась, как могла, абстрагироваться от всего этого кошмара. От ощущения его твердой груди под моей головой — прямо как тогда, кода он нес меня в Убежище. Господи, неужели это было только вчера?

Молча он пронес меня по пустому коридору и спустился на три этажа ниже — в цокольный. Не стуча, занес в помещение с прибитой к двери табличкой «Лазарет».

— Что с ней опять случилось? — устало вздохнула медсестра Дорис.

— Забыла костыль в аудитории и упала, — не вдаваясь в подробности, сухо объяснил доктор Кронвиль.

А ведь только сегодня утром, счастливо потягиваясь в своей постели, я беззвучно называла его Ник, перекатывая короткое имя на языке, как конфету…

— Я заберу тебя у черного хода вашего общежития ровно в четыре. Сможешь туда дойти? — тихо спросил он, когда Дорис отошла в подсобку — принести мне другой костыль. Я кивнула, с облегчением начиная чувствовать, что сильное обезболивающее, которое мне только что дали выпить, начинает работать, притупляя душевную боль.

Кронвиль провел по моей щеке пальцами и, будто не удержавшись, поцеловал в лоб. В лоб, Карл! И вышел из лазарета, оставив меня одну. На этот раз по-настоящему.

* * *

Как все-таки прекрасно, что таблетки, снимающие боль, еще и настроение поднимают! С помощью медсестры я спокойно дошла до общежития. Пару раз даже остановилась по дороге — понюхать только-только расцветшие розы и послушать соловья, щебечущего где-то в глубине нашего прекрасного парка. Уже в комнате Дорис дала мне строгий наказ никуда больше сегодня не ходить, таблетки принимать по одной каждые четыре часа и придерживаться до завтрашнего утра постельного режима.