Его уже не ждали

— Пан Ярослав, мы надеемся на вашу помощь. Идите с товарищами к пильщикам. Простыми, понятными словами растолкуйте людям, кому на руку национальная вражда. Разоблачите коварную политику властей и хозяев, которые стараются расколоть рабочий класс на немощные национальные группы, чтобы потом легче было их придушить. Я надеюсь на вас. Стачка должна быть единодушной и без штрейкбрехеров.

— Постараюсь сегодня же повидаться с Тарасом и Денисом. Решим, кому еще из студентов можно доверить это дело, — задумчиво проронил Ярослав.

— Пане Стахур, — примирительным тоном обратился Гай. — Ваша задача — организовать сбор средств среди строителей для поддержки бастующих.

— Сбор я организую… Но за стачку снимаю с себя какую-либо ответственность! — обиженно пробурчал Стахур.

Разговор прервал приход жены и детей Сокола.

Друзья распрощались.

Дойдя до Стрыйского парка, Стахур хмуро пожал руку Гаю и Ярославу и направился к трамваю.

Оставшись вдвоем с Гаем, Ярослав сказал:

— Я хотел бы решить один вопрос…

— Слушаю, друг мой.

— Нет, не здесь. Не смогли бы вы зайти ко мне вечерком? Я живу в районе Подзамче, на улице Льва.

— Знаю, знаю. Приду.

— Благодарю. Когда ждать вас?

— Завтра в девять вечера. Подойдет?

— Конечно, я буду ждать. — И, сделав еще несколько шагов, вдруг спросил: — Вы приехали сюда из Женевы?

— Нет, друг мой, из Мюнхена.

— Три года назад, в Вене, я познакомился с одной гимназисткой и ее братом, тоже гимназистом. Они из России. По происхождению армяне. Молодые люди доверились мне лишь потому, что случайно я оказался очень похожим на человека…

— И вы помогли им спрятать у себя в номере то, что они везли в Россию.

— Откуда вы знаете? — удивился Ярослав.

Улица была неподходящим местом для рассказа Гая о том, как после побега с сибирской каторги московская социал-демократическая организация послала его в Швейцарию для связи с группой «Освобождение труда», как он и его товарищи были вынуждены пользоваться всяким случаем для пересылки в Россию нелегальной литературы. Особенно охотно помогала революционерам молодежь. Вот и приходилось знакомиться в русских колониях, в университетах, на лекциях, в пансионах с случайно приехавшими русскими, и тех, кто вызывал доверие, снабжали литературой.

— Значит, после вы с ними встречались? — с волнением спросил Ярослав. — А мне тогда показалось, что мои русские друзья попали в какую-то беду. Их родители, получив из Подволочисска телеграмму, страшно перепугались и в тот же день покинули Вену.

— Вы не ошиблись, была неприятность. И об этом курьезе я узнал только недавно, встречаясь с Каринэ по революционным делам.

— Вы сказали «курьез»?

— Ну, да. Как вы помните, Каринэ и ее брат как будто ничего из литературы с собой не везли, все осталось в чемоданах родителей. Но Вахтанг не утерпел и зашил у себя на спине под блузой несколько брошюр. Пока он ехал, края этих брошюр под блузой обсалились и стали ясно обозначаться. В Подволочисске, когда Каринэ и Вахтанг без всяких осложнений пересекли границу, юноша снял гимназическое пальто. После всех пережитых волнений нашим друзьям захотелось есть. Не долго думая, юный «конспиратор» побежал в буфет купить пирожков. Он возвращался назад к вагону, как вдруг какой-то субъект в штатском пригласил гимназиста следовать за собой. Мог ли юноша знать, что его задержал шпион? «Что у вас на спине?» — спросил он Вахтанга. «Ничего», — ответил юноша. «Как ничего?» — руки шпиона грубо схватили Вахтанга за блузу в том самом месте, где были книжки. Конечно, приказали раздеться, обыскали, нашли книжки. Задержали и Каринэ.

После обыска у Каринэ нашли письмо к подруге, в котором она восторженно описывала свое знакомство в Женеве с «политическими преступниками»: мол, люди они интересные, ужасно много говорят и охотно гуляют. Читая описания «очень даже интересной жизни» в Женеве, шпик и жандармы навзрыд хохотали.

— Меня девушка тоже поразила своей наивностью, — проронил Ярослав. — Да, но чем все закончилось?

— Их задержали, составили протокол. Из расспросов жандармы выяснили местонахождение родителей. Дали телеграмму в Вену. Приехали перепуганные папа, мама, какие-то родственники. Узнав, в чем дело, горько упрекали деток, которые опозорили их. Профессор принес извинения жандармскому полковнику, представил ему верительные грамоты и рекомендации тифлисского губернатора, публично корили дочку и сына, заставили поклясться, что они «эту гадость» никогда читать не будут. Наших «конспираторов» отпустили на поруки и разрешили следовать дальше.

— Да, действительно, мир тесен, — задумчиво проговорил Ярослав. — Вот и у нас с вами нашлись общие знакомые. Хотя… Каринэ на мое письмо почему-то не ответила. Я терпеливо ждал… тревожился. Написал ей еще два письма, от нее — ни слова. Тогда… тогда я обратился к ее отцу. Тот тоже промолчал. Но я надеялся, ждал… Написал несколько писем, да так и не отправил их. Признаться, я и казнил себя, и оправдывал… Ведь я дал Каринэ адрес, она могла бы сама написать, если даже мое письмо не дошло.

— Каринэ не могла вам писать.

— Почему?