Его сын

Единственное, что радовало в этой ситуации Люка – он смог предотвратить вхождение в этот союз Мон Мотмы. Женщина была слишком умной, слишком амбициозной и слишком азартной. Тогда, шесть лет назад, когда он крайне аккуратно заинтересовал отца личностью автора «Петиции двух тысяч», Люк рассчитывал максимум на то, что Вейдер распугает постепенно формирующийся вокруг женщины круг жаждущих изменения государственного строя личностей.

Арманд тогда превзошел самого себя, добывая сведения, и Скайуокеру очень не понравилось известие, что Мотма уже несколько раз летала на Альдераан. До того, как Император забрал Лею, и после. Конечно, женщина сделала все очень осторожно, но то, что эти визиты состоялись – факт. Активно заинтересовавшийся сенатором, неоднократно высказывавшей нелицеприятное мнение, Вейдер заставил разбежаться по темным углам некоторых из вьющихся вокруг Мон вомп-крыс, но не всех. Стойкими и упорными занялся Иссард, а самой Мотмой – лично Вейдер. И вот тут ситх отколол такой финт ушами, что Люк с Палпатином даже не знали поначалу, как это воспринимать. Он увидел в матером политике женщину.

То ли воспоминания о Падме так аукнулись, то ли Вейдер был любителем сильных личностей, не стесняющихся вертеть окружающими к собственной пользе – непонятно, но в одно не слишком прекрасное утро Люк с изумлением узнал, что общение Дарта Вейдера и сенатора Мон Мотмы вышло на новый уровень. Паранойя билась в истерике. С одной стороны – прекрасная новость. Теперь сенатор под очень плотным присмотром. С другой – она резко стала угрозой, змеей, пригретой на груди.

Однако, как выяснилось, Мотма была действительно умной женщиной. Ей хватило мозгов понять, что теперь вольности резко закончились. Малейший прокол с ее стороны – и в лучшем случае ее просто и незатейливо уберут, организовав очень несчастный случай. Про худший вариант лучше было и вовсе не думать: Палпатин выводы из так трагично закончившегося брака Энакина Скайуокера и Падме Наберри сделал. И ситх не собирался допускать повторения истории.

Совершенно неожиданно сенатор получила приглашение от Императора на чашечку кафа. После длительной аудиенции – целого часа наедине с Императором и его Наследником – женщина вышла из кабинета трясущейся от осознания перспектив в дальнейшей жизни верной патриоткой Империи. А что еще ей оставалось?

Ничего.

С тех пор все контакты сенатора, её переписка и прочее отслеживались Армандом с неистощимым усердием, и результат оправдал усилия. Органа и Иблис отправили ей послание, которое внимательнейшим образом изучили в СИБ, и тут же доложили о его содержании Сидиусу. Мотма же сделала выбор, доказавший её лояльность императорской семье.

* * *

– Он действительно не одаренный? – Инструктор по полетам, капитан Гастис, с болью в глазах следил, как заходит на посадку последняя группа курсантов. Двадцать истребителей пытались выстроиться двумя звеньями, как положено по инструкции, следуя за лидерами – Ханом Соло и Сунтиром Фелом. Что первый, что второй выполняли все маневры идеально, выгодно отличаясь от большинства.

Строй держал каждый третий, ровно летел каждый пятый, про остальное и говорить не хотелось во избежание перехода на командный матерный. Это было бы смешно, если бы не было так грустно. Почему-то каждый первый курсант считал своим долгом выпендриться, красуясь перед начальством. Каждый год происходило одно и то же: неуправляемая толпа пьяных в дупель бабочек-переростков на реактивной тяге пыталась поразить инструкторов своим талантом.

Капитан Гастис служил инструктором в Академии уже пятый год и охрип полностью, пытаясь донести до мерзавцев, что инструкции и техника безопасности не просто так придуманы и следовать им надо неукоснительно. Но все было бесполезно. Лихачи продолжали терзать его психику исполняемыми в воздухе кульбитами, выдаваемыми за фигуры высшего пилотажа (и это те, кто впервые сел за штурвал боевого истребителя, оторвавшись от симулятора), а нервы – гонором асов галактического масштаба и самомнением королей в изгнании.

Каждый год. Каждый проклятущий год. В этот раз ситуация была еще хуже – присутствие Наследника сказалось на поведении курсантов не лучшим образом. Самое странное во всей этой ситуации было то, что никто, кроме преподавательского состава, да и то не полностью, не знал имен присутствующих на некоторых занятиях подростков. Невзирая на все ухищрения любопытствующих, эта информация в массы не просочилась, однако курсанты явно что-то подспудно чувствовали, иначе почему они вели себя, словно на ярмарке вакансий?

Стоило гостям где-то показаться, как начинался цирк. Все учащиеся считали своим долгом продемонстрировать собственную крутизну и блеснуть знаниями. Подростки на это внимания не обращали, что только подстегивало азарт. Самое ужасное началось, когда курсанты приступили к полетам. Практическим занятиям.