Нужно найти вещи и позвонить маме. А потом уточнить у доктора, могу ли я идти домой. Оставаться в больнице решительно не хотелось. Какой в этом смысл?
Да и в чем он теперь, этот смысл? После того, что произошло, я уже не знала, как жить дальше. До того, как узнала о беременности, я и подумать не могла, какое это счастье. А теперь…
Казалось, вся радость в одно мгновенье покинула мою жизнь, и я больше никогда не смогу улыбаться.
– Ужин, – в палату вошла все та же медсестра, неся поднос с едой. Тарелка каши, кусочек хлеба и компот. – На вот, поешь. Глядишь, и силы появятся.
Она расставила посуду на тумбочку и собралась уходить, но мой скрипучий голос остановил её.
– Мои вещи, – подняла я заплаканные глаза на медсестру, и та кивнула.
– Сейчас принесу.
Примерно через десять минут она внесла в палату пакет и неодобрительно покосилась на нетронутый ужин.
Я вытряхнула содержимое пакета на кровать и перебрала.
– Это не моё, – подняла я взгляд на девушку, но та лишь безразлично пожала плечами.
– Что было велено передать, то и передала…
– Кем велено? – замерла я в полусогнутом над кроватью, буравя медсестру суровым взглядом.
– Дядей вашим. Я почем знаю, кто он там. Приехал с вами, проследил, чтобы в палату платную разместили, и уехал. Оставил пакет, – кивнула она на кровать. – Вон смотри.
Я опустила глаза на кровать и непонимающе моргнула. Вибрация.
Пошарилась, разгребая вещи, и нашла сотовый. Тоже не мой.
Номер не определен.
– Это не мои вещи, вы что-то перепутали, – повернулась, но медсестра уже вышла, оставив меня наедине со входящим вызовом.
Чёрт знает что творится…
– Алло, – уверена, что сейчас к телефону попросят какую-нибудь Машу или Таню.
– Валерия, как вы?
Ноги подкосились, и я опустилась на кровать поверх вещей. Это что, какая-то шутка?
– Уже лучше, спасибо…
Кремлёв-старший облегченно вздохнул, и вновь заговорил:
– Разместили в палату? Вам что-нибудь нужно? – он говорил таким заботливым голосом, что я невольно напряглась. Слишком обходителен.
– Где мои вещи? – в голове была каша после того, как я узнала, что моего малыша больше нет, и в висках стучало, отчего тошнота то и дело подкатывала к горлу, но я попыталась взять себя в руки и говорить спокойно. – Телефон, одежда…
– Лера, ваши вещи испорчены, – он замялся и продолжил. – Одежда в крови, а телефон разбит… Я понимаю, что сам виноват, что расстроил вас, поэтому решил хотя бы отчасти искупить свою вину.
Искупить вину.
– Не стоило этого делать. Я справилась бы сама, – попыталась напрячь память и вспомнить, когда успела разбить телефон, но на ум ничего не приходило. Только голова еще больше разболелась.
– Я сочувствую по поводу вашей утраты… – голос выражал глубокую скорбь, но мне начало казаться, что тон насквозь фальшивый. А может, все дело в препаратах, которыми меня напичкали.
Ничего не понимаю.
– Я бы хотела назад свой телефон. Я оставлю эти вещи в приемном покое, заберите, мне они не нужны.
– Валерия, – так резко и безапелляционно, что я невольно поморщилась от звона в ушах.
– Я должен перед вами извиниться. Нужно было раньше пресечь ваше общение с сыном. Но кто же знал, что все зайдет так далеко?
При упоминании Ромы сердце сжалось, и слезы снова выступили на глазах.
Хотелось, чтобы он обнял меня и утешил. Разделил со мной горечь утраты так же, как делил радость, когда узнал о беременности.
Но я была слепа. Тот Рома, которого я знала, оказался лжецом.
– Не нужно извинений. Все в порядке…
Кремлёв-старший услышал слезы в моем голосе и замолчал, а я пыталась взять себя в руки и скрепить остатки гордости.
– Спасибо за все и всего хорошего…
Собралась положить трубку, но отец Ромы снова меня окликнул.
– Лера, – его голос зазвучал тише, словно он отодвинул трубку от лица, а потом снова поднес. – У меня к вам просьба.
Он замолчал, дождавшись, пока я возьму себя в руки и отвечу.
– Ммм?
– Не пытайтесь связаться с моим сыном, – удивило направление беседы, поэтому я лишь ошарашенно притихла, прислушиваясь к голосу в трубке. – Я уговорю его пройти новый курс лечения в клинике. Пока он… – Кремлёв-старший прокашлялся. – Пока он окончательно не втянулся в это.
Я молчала и не перебивала, но чувствовала, как зияющая пустота в груди становится все объемнее.
– Вчера он снова пришел домой под кайфом, и я полночи пытался привести его в чувство, – отец Ромы ненадолго замолчал, а потом снова продолжил кромсать мое сердце словами. – Он притащил с собой какую-то наркоманку, и мне стоило огромного труда выпроводить эту девку.
Закусила губу, борясь с отчаяньем и жуткой всеобъемлющей ревностью, которая вмиг заполнила пустоту внутри, сменяя боль яростью.
– Вы сказали ему о ребенке? – это чувство придало сил, и я на секунду почувствовала себя живой.
– Я попытался поговорить с ним и все объяснить, но он даже слушать не стал, только орал, чтобы я оставил его в покое и не отвлекал от новой знакомой.
Кремлёв замолчал, а я ощутила, как пульс начал отбивать эхом в мозгу и потерла виски.
– Если вам что-то понадобится, свяжитесь со мной по этому номеру. Но не пытайтесь связаться с моим сыном. Это кончится плохо для вас обоих.