Я бывала тут несколько раз, но еще ни разу не нервничала так сильно. Казалось, еще чуть-чуть – и сердце выскочит из груди. Ну сколько можно тянуть?
– Как давно вы знаете моего сына? – меня не удивил такой поворот беседы, хотя я предпочла бы поговорить о ничего не значащих вещах, как вчера.
– Несколько месяцев, – я взглянула в глаза Кремлёва-старшего, и стало ясно, от кого Рома унаследовал этот необычный цвет радужки. – А в чем дело? С Ромой что-то случилось?
Выпрямила спину, тревожно глядя на собеседника.
Кремлёв-старший вдруг неуловимо изменился: плечи ссутулились, лицо исказила гримаса боли, но он тут же взял себя в руки и надел маску деловой вежливости. Но голос все еще принадлежал несчастному человеку.
– Я должен сказать тебе. Должен предупредить. Чтобы ты знала, на что идешь.
Смена выражений лица заставила меня заволноваться еще больше.
Да что, в конце концов, происходит?
– Мой сын – наркоман.
Слова произвели эффект взорвавшейся бомбы. На секунду в кабинете воцарилась гнетущая тишина, пока слова не проникли в мой мозг. Едва я осознала, что он сказал, тут же соскочила с дивана и сжала кулаки.
– Вы лжете! – Рома много раз оставался у меня ночевать, да и виделись мы часто, я бы обязательно поняла, если бы он вел себя странно. – Этого не может быть, с чего вы взяли?
Снова рука на живот, и надавила, заставляя успокоиться мою крошку. Но в пояснице уже появилась ноющая боль, которая распространялась на весь низ живота.
– Валерия, послушай меня! – он тоже встал и перешел на «ты», но я даже не заметила этого. Отступила, продолжая пристально следить за каждым движением собеседника. Выискивая в его лице признаки лжи.
– Я слишком мало времени уделял воспитанию сына, и не заметил, когда это случилось впервые. И теперь жалею об этом.
Я все так же пристально смотрела на его лицо, и в ужасе поняла: он не лжет.
– Нет. Я не верю! – мотала я головой, пытаясь выдрать из мозга мысль, что наш с Ромой ребенок зачат, когда…
– Да. Он и сейчас продолжает принимать наркотики, – выставила руку ладонью вперед, создавая преграду между мной и словами этого человека.
– Как вы можете говорить такое? Вы же отец! Это неправда!
Кремлёв-старший подошел ближе, отбрасывая мою кисть, а я ощутила, как режущая боль в животе усилилась. Собеседник схватил меня за плечи и встряхнул.
– Лера, очнись! Рома лечился в клинике, недавно прошел курс и вернулся из Калифорнии. Но один из его друзей сказал, что мой сын снова начал принимать дурь! Он болен, Лера! Болен! – он уже почти орал мне в лицо, а я зажмурилась, чувствуя, как раскалывается голова и соленые капли заливают лицо.
– Вы лжете! – на выдохе, ощущая, как последние крупицы кислорода покидают легкие. – Лжете!
Кремлёв-старший прижал меня к себе, а я рыдала, уже не замечая той боли, что сводила живот.
Рома не мог! Он не такой!
Он здоровый и сильный. И он никогда при мне не принимал наркотики. И никогда не стал бы обманывать, зная, что я беременна.
– Я познакомился с тобой только вчера, – голос Кремлёва доносился издалека, словно я находилась внутри какого-то кокона, а отец Ромы пытался докричаться до меня. – Но я понял, что такая чудесная девушка как ты должна знать правду…
Я молчала, продолжая всхлипывать от сотрясавших тело рыданий, а собеседник говорил, говорил…
– А что, если вы решите пожениться и завести детей? – я вздрогнула, и рука, гладившая меня по голове, на долю секунды замерла. Он понял. – Дети, зачатые наркоманом, могут родиться с отклонениями.
Ну и что. Я готова помочь ему справиться с этим. Готова рискнуть ради него.
Едва эта мысль возникла в голове, я тут же ощутила облегчение.
Да, я смогу! Что бы ни случилось, я буду рядом с ним! Всегда!
– Я помогу ему, – мой слабый голос заставил Кремлёва-старшего отстраниться и заглянуть мне в глаза. Странное выражение на его лице тут же сменилось раздражением.
– Ты не понимаешь! Когда он принимает наркотики, он неадекватен! Он участвует в драках, оргиях и вообще делает то, что нормальный человек никогда не позволил бы себе, – он произнес это с долей раздражения. Словно объяснял что-то глупому ребенку.
– Собственно, для чего я все это начал… – Кремлёв-старший разжал объятия, и я замерла, глядя, как он подошел к столу и взял лежащий на нем белый конверт. – Вот взгляни.
Смотрела на конверт, а внутри все переворачивалось. Не хотелось брать. Не хотелось смотреть. Хотелось уйти из кабинета и никогда больше не видеть лица Кремлёва-старшего.
– Бери! – он раздраженно толкнул мне конверт и отошел к окну, повернувшись ко мне спиной.
А я смогла лишь обессиленно опуститься на диван и распечатать белую бумагу.
Руки дрожали так, что мне не с первой попытки удалось вынуть содержимое конверта. Глаза щипало от слез, но я упрямо продолжала дергать стопку фотографий, пытаясь достать их. В конечном итоге, плюнув на все, я просто порвала конверт и тут же отшвырнула лежащие в нем фотографии.
Рома.
На них был мой Рома.
Руки против воли потянулись к фото, и я сквозь боль в сердце начала перебирать снимки.