Его одержимость

Вечеринка. Куча парней и девушек. Полуголые, пьяные, с безумными глазами. На фотках Рома был то с одной, то сразу с несколькими. И это не самое страшное.

Глаза сами закрылись, пытаясь оградить меня от этого, но я упрямо заставляла себя смотреть.

Тот, кто делал эти снимки, был либо идиотом-извращенцем, либо таким же наркоманом, как присутствующие на вечеринке люди.

Оргия. Девушки, парни, все уже голые, безумные, озверевшие.

Тела блестят от пота и…

– Господи…

Фотографии выпали из рук, и я прижала ладонь ко рту. Боль внизу живота стала уже привычной, но один резкий спазм заставил меня согнуться пополам.

– Эти фотографии сделаны неделю назад. Я нанял детектива, чтобы он следил за сыном, пока тот в отъезде.

Кремлёв-старший говорил, а я не верила.

Не верила, что Рома, зная о моей беременности, делал все это…

Неделю назад.

Он уезжал по делам, примерно на четыре дня.

Сказал, что привезет мне сувенир из Калифорнии.

Внутренности скрутило, и я почувствовала, как тошнота подкатила к горлу. Попыталась сделать глубокий вдох, но новый приступ боли заставил снова согнуться пополам.

– Я думаю, комментарии тут излишни…

Голос Александра Романовича доносился издалека, а я вдруг ощутила, что мир вокруг расплывается и земля приближается.

– У вас с Ромой нет будущего… – собеседник обернулся и тут же кинулся ко мне, заметив мое состояние.

Твердость пола заставила поморщиться. Бедра свело от боли, и я инстинктивно потянулась рукой вниз, пытаясь унять это чувство, но почувствовала влагу.

Кремлёв-старший подскочил к двери кабинета и, распахнув ее, крикнул:

– Скорую, живо!

А я ощутила, как проваливаюсь в бездну.

Последнее, что помню – дикая боль, заставившая все тело сжаться, а потом темнота поглотила окончательно.

Глава 13

Проснулась под мерное тиканье. Открыла глаза и долго не могла сфокусировать взгляд. Размытые силуэты, светлые стены, убийственно яркий свет из окна.

Зажмурилась и сделала вторую попытку осмотреться.

Небольшая палата примерно три на четыре. Окно и две двери. Стены бежевые, как и короткие шторы на окне. Почему не задернули? Всего одна кровать, на которой лежу я. Рядом тумба и стул. Больше никакой мебели нет.

Попыталась привстать, но трубки от капельницы, присоединенные к сгибам локтей, помешали опереться на руки. Пришлось упасть обратно на подушку.

Прислушалась к своим ощущениям. Безумно хочется в туалет, в горле пересохло, раскалывается голова и ноет живот. Но теперь хотя бы мир перед глазами перестал расплываться.

Кое-как села на постели и тут же покачнулась, ощутив неимоверную слабость. Будто еще чуть-чуть – и в обморок.

Но я умру, если не схожу в туалет.

И что делать с трубками?

Замерла в нерешительности, а потом выдернула катетеры из вен и встала на ноги. Мир покачивался, пока я шла к двери туалета. Больничная сорочка была надета на голое тело, поэтому долго возиться не пришлось.

Сил едва хватило доползти обратно до кровати, и я рухнула на нее, услышав, как открылась входная дверь.

– Вы вставали? – медсестра в светло-зеленой форме всплеснула руками и покачала головой. – Вам же нельзя.

– Хотелось в туалет, – осипшим голосом проскрипела я.

– Нужно было меня позвать, я бы помогла, – она досадливо качала головой, закручивая трубки капельниц. – Как себя чувствуете?

Было странно, что я почти ничего не помнила. Только момент, когда упала на пол в кабинете декана, а дальше провал. Словно кто-то выключил телевизор, а когда включил, полфильма уже прошло.

– Так себе… – я положила подушку повыше, устраиваясь полулежа. – Скажите, как я к вам поступила?

Затаила дыхание, ожидая ответа медсестры, а та фыркнула, снимая капельницы со стоек.

– Не помните что ль? – она отложила одну на тумбу, обошла кровать и сняла вторую. – И кто только их сюда прикатил?

Будто сама с собой разговаривает.

Ладно. Попытаемся еще раз.

– Не помню. Когда поступила? – перехватила я запястье и заставила девушку посмотреть на меня. – Скажите, а ребенок?

Осеклась, заметив, как та опустила глаза и покачала головой. И словно тумблер щелкнул, выключая для меня мир. Ответы на остальные вопросы стали не важны. Я опустила руку и потупилась. Но лишь на секунду.

А потом подняла глаза к потолку, и подбородок задрожал. Сжала губы, пытаясь подавить всхлип, но не помогло. Рыдание все равно вырвалось наружу, и я тут же отвернулась от медсестры и свернулась калачиком, подтянув колени к груди.

Вот почему ноет живот. Они забрали его. Забрали моего малыша. Господи!

Плечи вздрагивали, а воздух не попадал в легкие, но может, оно и к лучшему? Зачем мне теперь жить?

Сердце разрывалось от боли, а рыдания рвали душу, кромсали на куски, оставляя внутри лишь пустоту.

Его нет. Его больше нет, и я чувствую себя так, будто вместе с ним умерла часть меня. А лучше бы я сама…

Не знаю, сколько я так пролежала, но, когда успокоилась, медсестры в палате уже не было, а небо заволокло тучами, и солнечный свет сменился плотной моросью дождя.

Аккуратно поднялась на ноги и умылась, глядя на осунувшееся лицо. Надо же. Такой вид, будто не спала полжизни.

Вернулась в палату и села на кровать, размышляя, что делать дальше.