Его новая жена

Мое тело содрогается в конвульсиях, я хватаюсь за сердце, и лишь в этот миг просыпаюсь. Представляю, как бедный Джон хватает ртом воздух, не сознавая, что с ним сотворила Тиш. Наверное, до самой смерти так ничего и не понял, хотя мне хочется верить, что до него все-таки дошло.

Я обнимаю дочь под вспышки камер. Нам повезло. Мы живы.

Эпилог

Шесть месяцев спустя.

Центр сестринского ухода «Тенистая долина»,

Ньюарк, Огайо

Как же я ненавижу эту шарагу!

Меня заперли в каком-то хосписе, где доживают свой век люди, превратившиеся в овощи. Слух ко мне вернулся, однако сил открыть глаза или шевельнуть хоть пальцем не хватает. Значит, лежать мне здесь, пока рак на горе не свистнет.

Поверить не могу, что дорогущее ожерелье сорвало все мои планы. Не приложила ли Кейт руку к моему кувырку с лестницы? Здесь есть время поразмыслить, и сомнения перерастают в уверенность: Кейт меня подтолкнула. Я тогда начала спускать чемодан по ступенькам, не заметив, что ожерелье от «Ван Клифф энд Арпелс» зацепилось за колесико. Цепочка выдержала, колесо не отвалилось, и проклятая побрякушка тащила меня вниз, пока мы вместе с чемоданом, набирая скорость, не слетели к подножию лестницы. Больше ничего не помню. Наверное, мне было ужасно больно.

Иногда в палату заглядывают доктора, бормочут что-то типа «как нелепо…», или «так молода, неужели умрет…», или «напрасная трата времени». Это они обо мне — миссис Тиш Нельсон. Нелепо, напрасно? Я ведь попала сюда не по своей воле.

Наверняка Кейт причастна к моему падению.

Копы умудрились найти в гараже маленький термос с «Маргаритой» и взяли с напитка пробу. Естественно, там обнаружили цианид. Для здешних мест этот состав необычен — не то что в Пайнвилле. Маманя устала от моего щенка, меня достал отчим — пожалуйста, рецепт известен. Я подслушала разговор медсестер — мне собираются предъявить обвинение в смерти Джона. Обе ахали и охали. Интересно, что они теперь обо мне думают? Неужели все считают, что я заслуживаю смерти?

Меня никто не навещает. Лежу здесь в полусознательном состоянии — ни шевельнуться, ни поговорить. Сколько еще врачи будут поддерживать во мне жизнь? Дядя Джордж, предатель, наверняка сейчас покуривает сигару, наслаждаясь жизнью на каком-нибудь далеком острове, не имеющем со Штатами соглашения об экстрадиции. Меня же он бросил в хосписе, опутанную трубками и проводами. Зато есть время подумать. Даже слишком много времени, если разобраться.