Читаем Его не звали, но он приперся полностью

Темнота все еще была страшной, она все еще давила на мальчишку, все еще могла свести простого паренька со всего лишь девятым уровнем с ума, даже не потратив при этом особых усилий. Но теперь парень помнил о том, что такое настоящий страх, что такое настоящие чудовища. И больше ему не нужно было бояться темноты, ведь самые страшные чудовища обитали уже в нем самом.

– Больше нет. – Даже как-то равнодушно, словно собеседнику на светском рауте, ответил он на все тот же обвиняющий в трусости и ничтожности шепот, после чего сделал шаг вперед, не сводя глаз с самого сердца темноты.

Тварь, которая поняла, что вчерашняя жертва посмела больше не бояться , буквально рассвирепела, взбесилась от негодования, попытавшись одним волевым усилием выжечь разум и что-то куда более важное из наглого куска мяса, спокойно идущего ей на встречу.

Никакое обретенное равновесие не помогло бы мальчишке пережить этот удар – слишком уж несопоставимые масштабы у него и питающейся им сволочи. Но тут был еще и третий участник, которому надоело быть простым зрителем.

Вкладываю где-то треть от оставшегося резерва, или четверть от общего числа, буквально спаивая этот сон своей волей, после чего отдаю власть над ним в руки паренька. Но самое главное, я не позволяю твари отступить обратно, в то место, где оно и обитает тогда, когда не жрет мозги несчастным жителям реального мира.

Теперь все по-честному.

Теперь у вас один шанс на двоих.

Кто первый умер, тот и проиграл философский диспут!

Тварь пытается принять форму, выбрать что-то, что сможет поколебать уверенность все так же идущего к ней человечка, одновременно вливая свою силу в сон, пытаясь вернуть над ним контроль и найти меня самого. О том, чтобы убежать, нет даже единой мысли. Только сожрать посмевших не бояться Его.

Шаг и неосознанное желание паренька формирует в его руке изящную и какую-то несерьезно выглядящую шпагу, сотканную из праха и пепла, оставшегося от распавшейся куклы. Это всего лишь игрушка для балов и званых вечеров, а не серьезное оружие, вроде ковыряльника Лосия. Но в этом сне, даже такая безделушка способна наносить отнюдь не игрушечные раны.

Тварь хочет заставить человека шагать на месте, смутить, выжать, выиграть больше времени на поиск слабости, но я держу крепко, а сам человек больше не боится темноты, чтобы она смогла вцепиться сразу в него, минуя мою волю. Тварь снова обвиняет его десятками голосов: друзей, знакомых, слуг, родителей.

– Больше нет. – Все так же спокойно констатирует бывшая жертва, нанося удар шпагой.

Темнота нематериальна, у нее нет тела и нет крови, но от удара, обычного, бесполезного и неуклюжего удара, расходится волна фиолетовых искр и потеков, словно брызги чьей-то крови.

Тварь превращается в красивую, холеную даже девушку примерно того же возраста, что и сам юноша. Презрительный взгляд и отвращение во взгляде. Высказанное обвинение в слабости и ничтожности кого-то, кто не имеет никакой чести и воли. Того, кто не способен даже словом возразить ей, не говоря уж об ударе.

– Больше нет. – Удар рассекает «прекрасную Сиорию», – перед которой он действительно робел, как и любой влюбленный баран, – пополам, заставляя образ расплыться.

Девичье тело искажается, плывет, превращаясь в какую-то дикую тварь, но нанесенная рана заживает крайне неохотно и не до конца, а из разреза проглядывает сиреневый свет и шевелящийся туман бесконечного сна. Тварь ревет адским рыком, буквально срываясь в прыжок, одновременно вкладывая чудовищно много сил в свою атаку, стараясь переписать сон по своим правилам и разорвать наглую букашку, посмевшую так больно ее укусить.

Несмотря на всю мощь, твари недостает воображения и искусности, из-за чего я легко отражаю, рассеиваю и поглощаю ее атаку. Показалось, или я действительно немного восполнил просевший резерв? Как бы то ни было, но сон все еще действовал по правилам моим и Сигизмунда, поэтому девятиуровневый шкет без класса смог среагировать и отразить удар, нанеся твари еще одну рану.

А ей наконец-то стало страшно.

Что вызвало волну еще большей ненависти и четкое обещание вернуться и покарать ускользнувшую добычу. Да только кто же даст этой твари вернуться, если ее и выпускать-то никто не станет?

Непонятная зверюга принимает вид отца паренька, пытаясь обвинить в том, что он такой же бесполезный и жалкий, каким был всегда и каким останется впредь, но нарывается только на еще один хлесткий удар, выбивающий из морфирующего тела еще больше материи снов, да все такую же сухую фразу.

– Больше нет.

Еще удар, а за ним еще один, и с каждым мигом ненависти становится все меньше, а страха все больше. Ужас захлестывает ожившее дурное сновидение в тот миг, когда оно наконец-то осознало, что просто не сможет уйти. Что это – конец .

Оно меняло образ за образом, но не получало иного ответа, кроме удара клинка и все такого же полного равнодушия. Как бы я не повредил пареньку мозги еще сильнее, чем они были вывихнуты раньше.

Перейти на страницу:

Все книги серии Его не звали, но он приперся

Похожие книги