Глеб – детина, и потому его хлопок по плечу отдается легкой болью. Он улыбается, обнажая широкую щербинку между зубами, и этим дает понять, что не настаивает на объяснениях. Для него куда важнее состояние человека. То, каким его друг является здесь и сейчас. Глеб давно уже привык брать только то, что ему дают: он с удовольствием выслушает, если ему начнут рассказывать что-то по своей воле, но никогда не будет заставлять кого-либо изливать перед ним душу.
– Я спросил у пацанов, говорят, хозяин еще в обед уехал по делам. Так что иди ка ты лучше домой. Отдохни, выспись, работы все равно толком нет, а я прикрою тебя!
– Ну да, этот месяц какой-то тухлый. – Анис хмыкает и пожимает Глебу руку. Надеется, что не переигрывает с напускным спокойствием. – Спасибо.
Жить рядом с работой – это прекрасно. Жить рядом с работой на окраине маленького города – это уже прелесть спорная, но исключающая необходимость трястись в душном старом автобусе.
Анис давно не замечает одинаковость серых домов, за несколько лет они успели приестся до зубного скрежета. Каждый из них одинаково знаком ржавыми подъездами и черно-белыми объявлениями с бахромой номеров. Даже советские вывески парикмахерских и кафе, выцветшие не меньше десятилетия назад, выглядят более живыми, чем весь спальный район.
Ноги сами ведут Аниса домой, привычно перешагивают через пробившиеся сквозь асфальт корни деревьев. Пинают пустую жестяную банку на дорогу, где первая же проезжающая машина сплющит ее в лепешку. Спотыкаются о кусок толстой проволоки напротив хозяйственного магазина с необычно-яркой вывеской – новая декорация района.
– Но попытаться стоит.
Утопающий всегда хватается за все хрупкие соломинки, что плавают поблизости. Мой новый друг просит у продавщицы спрей от комаров и беруши, которые пожилая женщина ищет неоправданно долго. Не замечает нужное на главное витрине и все выдумывает и придумывает новые сплетни, похожие на сюжеты бульварных романов.
Когда беруши наконец-то оказывают в руках Аниса, он поспешно оплачивает покупку и, неловко улыбаясь, сразу надевает их – то ли на зло мне, то ли на зло разговорчивой продавщице.
Анис не отвечает, беззвучно и красноречиво проклиная меня на рваном выдохе. Он старается не думать, не научившись пока отличать свои мысли и мои слова, но уже начинает скучать по тем временам, когда тишина съедала его изнутри.
Ни о чем не думать оказывается куда сложнее, чем может показаться на первый взгляд. Настойчивые мысли то и дело проникают в сознание, борясь друг с другом за долгожданное внимание. Неожиданно вспоминается гимн советского союза, который он выучил еще в школьные годы для очередного мероприятия. Появляется навязчивое ощущение, что он забыл что-то важное, но зато простое слово «ножницы» всплывает в памяти – оно крутилось на языке несколько дней, но никак не хотело вспоминаться.
Задача «ни о чем не думать» оказывается непосильной: сложно ни о чем не думать, когда кто-то другой продолжает думать за двоих.
Голова пухнет от слов и мыслей, переставая фильтровать поступающую информацию и грозясь разразиться нешуточной болью. А дома, вспоминает Анис, уже давно нет обезболивающего. Как и желания поворачивать обратно, потому что на весь район есть только одна аптека.
Что ж, день у человека, правда, выдался сложный. Нужно оставить его ненадолго в тишине и спокойствии.
Анис ожидаемо отмалчивался, надеясь, что я не вернусь, а когда вновь услышал мой голос, то лишь обреченно вздохнул и проклял все на свете.
На острых плечах его длинный потрепанный халат, который хорошо было бы подвязать поясом, прикрыв старые семейники и впалый живот. Зрелище, мягко скажем, не для слабонервных.
– Ну так свали из моей головы и найди себе кого-нибудь другого! Этой мой дом и я буду ходить здесь так, как мне комфортно! А с тобой я не могу чувствовать себя комфортно! Каждое твое слово бесит! Тебя когда-нибудь ненавидели за то, что ты просто есть в их жизни? Одно твое существование вымораживало кого-нибудь настолько, что стой ты сейчас напротив, то я… Нет, не ударил бы тебя, но чем-нибудь зашвырнул бы точно! – Злость улетучивается, когда до Аниса доходит смысл сказанных слов. Стыдливый румянец неровными пятнами оседает на щеках, а руки сами нащупывают пояс халата. – Прости, но я правда не рад тебе. Найди другого человека для развлечений.