Протискиваясь между рядами, уборщица прочищает горло и громко кашляет. Останавливается в паре метров от Аниса, напрасно боясь почувствовать алкогольный смрад, и скрещивает руки на груди. Собираясь разбудить уснувшего посетителя, она неожиданно замирает, неспособная двигаться и говорить – только слушать.
Раиса Михайловна, истратив все силы на одно движение, закрывает глаза. На долю секунды ей слышится чужой голос, исходящий сразу со всех сторон, а когда через прищюр открывает веки, то сразу замечает, что совершенно не помнит несколько последних минут: как зашла в зал и почему, проигнорировав пустые стаканчики и бутылки на первых рядах, поднялась к последнему.
Ну, и для подстраховки:
Тщетно пытаясь вспомнить стертый мной обрывок прошлого, Раиса Михайловна хмурит брови и тяжело дышит. Всю жизнь она хвасталась хорошей памятью – могла надолго запомнить вскользь услышанную информацию и без зубрешки выучить стих, прочитав его несколько раз. Ухудшение памяти для нее самое страшное, что может принести старость.
Спустившись на один ступеньку, растерянная уборщица оборачивается и видит перед собой только стену – последний ряд скрыт от всех. От испуга она пятится назад и, крестясь, на автомате читает молитву.
Уборщица улыбнулась сама себе, искренне не понимая, почему флер тревожности все еще течет по ее венам. Она хорошо помнит последние несколько минут и в это время с ней ничего странного или страшного не происходило. Списав все на огрехи старости, Раиса Михайловна протискивается к пустой бутылке, а затем к стаканчику из под попкорна. И так ряд за рядом.