Его моя девочка

Зачем вообще Лиза поверх майки нацепила ещё и кофту? И почему на застёжке бюстгальтера два крючка, а не один? Когда пальцы хотят прикасаться вовсе не к ткани, вот совсем не к ткани, когда не хочется чувствовать под их подушечками ничего, помимо податливой нежности разгорячённой кожи. Всё остальное слишком грубо, слишком ненужно, слишком бессмысленно.

Губы Никиты отстранились от её губ, но не отодвинулись далеко, просто сдвинулись чуть ниже, прошлись поцелуями по шее, по плечу. Лиза наклонила голову вбок, и случайно наткнулась взглядом на отражение в зеркале – невероятное горячо-откровенное отражение – и уже не захотела от него отрываться. Оно держало и волновало, позволяя увидеть обычно невозможное, удваивало ощущения. И, похоже, Никита уловил случившиеся с ней изменения, легко определил, что произошло, заметил, куда она смотрела, и тут же потянул Лизу ближе к зеркалу, развернул к нему лицом, а сам оказался за спиной.

Это было удивительно и странно, не только чувствовать, но и видеть – его поцелуи. Как губы Никиты касались её шеи, прихватывали кожу, спускались по плавному изгибу к плечу. Как его ладони ласкали её тело – чертили контуры, гладили, сжимали. Это смущало, но и возбуждало ещё сильнее. Веки смыкались сами, отделяя от всего остального, чтобы ничего не отвлекало, не мешало погрузиться в ощущения полностью. Но Лиза упрямо открывала глаза и сквозь чувственный туман жадно следила за его губами, за его руками. За собой.

Пальцы Никиты ухватились за пояс её шортов, расстегнули пуговицу, молнию. Ладонь нырнула под ткань, добралась до самого низа живота. Лиза вздрогнула от очередного особенно чувствительного прикосновения – выдох получился судорожным и громким – подалась навстречу ему, рассчитывая, что пальцы сдвинутся дальше и, может быть, даже проникнут внутрь. Но те, наоборот, скользнули вверх по животу, и она опять громко выдохнула, на этот раз не сдержав разочарования, и успела поймать в отражении короткую дразнящую и в то же время блаженно-полупьяную улыбку.

Никита прижался плотнее, словно пытался ей показать, насколько сам переполнен желанием и возбуждён, а потом опять ухватился за пояс шортов, потянул вниз, зацепив заодно и ажурную резинку трусиков.

В этом было что-то невероятно завораживающее и упоительно порочное – подсматривать за собой. Лиза больше не смущалась. Ей нравилось наблюдать, как она реагировала на его ласки, как её тело трепетало и нетерпеливо следовало за его рукой, желая ещё более тесного контакта. Она ещё никогда не испытывала ничего подобного. Безумие полное. А Никита, легко прикасаясь губами к краешку её уха, спросил хрипловатым, прерывающимся от сбившегося дыхания голосом:

– Хочешь и дальше видеть?

А она даже сказать ничего не смогла, просто промычала в ответ что-то неразборчивое, но он правильно понял, развернул её лицом к себе.

Первый раз – прямо здесь в прихожей возле зеркала, потому что больше сил не было терпеть, куда-то идти. Но напряжение всё равно не исчезало, и облегчения они не почувствовали, желание не отступало, просто чуть отпустило, тогда они всё-таки сумели добраться до комнаты. И ей очень хотелось, чтобы ему было настолько же упоительно хорошо, как и ей. И по-прежнему ничего не смущало, даже если раньше она никогда такого не делала.

И всё повторилось и, казалось, вообще никогда не закончится. Лиза с трудом выкроила несколько минут, чтобы, промахиваясь мимо нужных букв, опять и опять исправляя ошибки, превращающие слова в бессмысленный набор символов, набрать для мамы «Я у Никиты. Всё нормально. Объясню позже».

Лишь бы родители всё поняли и отреагировали правильно, а не прибежали сюда, не откладывая, чтобы утащить её домой. Она ведь уже большая девочка и даже вспомнила, ответственно отписалась им, чтобы они не волновались.

Она нажала на стрелочку отправки, уставилась на экран, надеясь увидеть, как рядом с одной галочкой, означающей, что сообщение ушло, загорится вторая – «Просмотрено». Ник придвинулся ближе, опять со спины, отодвинул волосы, прикоснулся к шее губами.

Лиза пробормотала, скорее на автомате:

– Подожди.

Шевельнула плечом. Он послушно отстранился – от плеча – но тут же она почувствовала его руку на бедре. Та уверенно скользнула от внешней стороны к внутренней вдоль паховой впадинки, обжигая кожу. Низ живота мгновенно налился томительным пульсирующим жаром, и теперь она уже сама поняла, какое это неуместное требование – ждать. Напрягая мышцы, сжала бёдрами его ладонь, повернула голову, ища губы, застонала от предвкушения, поймав их. Её собственные губы, припухшие, измятые, искусанные, немножко саднило, но эта боль тоже была возбуждающей и сладкой.

Телефон выскользнул из пальцев, съехал с края кровати, упал на пол. Да так и провалялся там до утра в компании блестящих надорванных квадратиков из фольги.

Глава 21

Их разбудил Алик – опять Алик – когда громко сообщил, ввалившись в квартиру:

– Я вернулся.