Его моя девочка

– Ник, подожди!

Топот смолк. Тишина.

Он остановился. Остановился!

Лиза не заметила, как слетела вниз, вывернула с последнего пролёта, проскочила площадку – осталось всего несколько ступенек. Крайнов вскинул голову, поинтересовался хмуро:

– Чего тебе опять?

Она сначала подошла, застыла ступенькой выше и только тогда спросила:

– Ты почему сбежал?

Он хмыкнул, попытался что-то сказать, но она опередила.

– Хочешь, чтобы я с Аликом осталась? – И опять не дав ему заговорить, коротко выдохнув, произнесла: – Ладно. – Развернулась, шагнула вверх.

– Стой!

Никуда она не ушла, Ник не пустил, нагнал в один прыжок, легко подвинул в сторону, почти прижал к перилам, ухватился за них с двух сторон, словно заключил в круг, и смотрел, смотрел в упор, прямо в глаза. Но иногда его взгляд спускался, на губы – Лиза знала точно, потому что их начинало жечь. И руки будто сами скользнули по его плечам, обвились вокруг его шеи.

Если сейчас этого не случится, она… наверное, она просто умрёт. Или тоже сама, не дожидаясь, приникнет к его губам. Точнее, вопьётся в них со всей возможной жадностью. И не в силах больше сдерживаться, Лиза выдохнула:

– Ник.

– Я Никита, – мрачно поправил он охрипшим голосом.

– Ни… – послушно начала она, намереваясь договорить до конца, и не смогла.

Звуком не получилось, только дыханием, касанием губ. И мгновенно голова пошла кругом. И Лиза тихонько замычала: от нетерпения, от удовольствия, от восторга, от того, что наконец-то сможет избавиться от иссушающей жажды. Или не сможет?

Оказывается, даже этого слишком мало: крышесносных, жарких, откровенных поцелуев до исступления, до полного выпадения из реальности, когда в лёгких уже не остаётся ни капли кислорода, а под ногами – ничего твёрдого. Голова кружится, мир плывёт. Но они же в подъезде, на лестнице.

В подъезде на лестнице – Лиза судорожно хватала ртом воздух, осознавая.

– У тебя дома кто-нибудь есть? – задевая её губы своими, прошептал Никита.

– Угу, – кивнула она, пробормотала с трудом: – Родители.

Где-то наверху хлопнула дверь, дробью зазвучали шаги, не слишком торопливые, но всё равно стремительно приближавшиеся.

Они немного отстранились друг от друга, насколько хватило сил – больше бы просто не получилось. Да и плевать, кто что подумает, как воспримет. Кто угодно. Но это опять оказался Алик. Разглядел их ещё с предшествующего пролёта, улыбнулся снисходительно, но не остановился, даже не сбавил шаг, прямо на ходу сообщил:

– Я ухожу. Надолго. Так что квартира в полном вашем распоряжении. Пользуйтесь.

Проскочил мимо.

– Облагодетельствовал? – усмехнулся Никита.

Вот теперь Алик замер, повернул голову в его сторону, опять улыбнулся, невозмутимо подтвердил:

– Да! – И с прежней снисходительность добавил: – Не такая уж я и сволочь. – Секунду помолчал, потом растянул губы ещё шире: – Ну и для друга мне ничего не жалко. Сам знаешь. – И тут же отвернулся, двинулся дальше.

Но даже Лиза уловила какую-то особую значимость, особую интонацию в его фразах. Его слова действительно были не просто словами, в них прятались намёки, определённые смыслы, которые непонятны непосвящённым, которые чисто между ними – Аликом и Ники. И, похоже, не самые приятные смыслы. Потому что Никита на них никогда не отвечал, молчал, будто ничего и не услышал.

Раньше Лиза думала, это от того, что он просто не ведётся на подобные подначки со стороны приятеля. Ну бессмысленно же реагировать на пустой трёп, а Алик – это Алик, его не исправишь. Он вон даже о необходимости мыть руки сообщает с чувственным придыханием и неоднозначными тонами. Но сейчас уже воспринималось по-другому. Кажется, Никита молчал, потому что считал: он не в праве – отвечать.

Лиза увидела, как напряжённо вздулись желваки на его твёрдо очерченных скулах, как ещё сильнее потемнели глаза. И ей очень захотелось: разобраться, спросить, понять.

Запиликал домофон на подъездной двери, потом она с глухим стуком вписалась назад в проём. Никита глянул на Лизу, с силой выдохнул, неосознанно тронул языком губы, произнёс:

– Идём. – И сразу повторил ещё более решительно: – Идём. – Опять взял её за руку, но уже не за запястье, обхватив ладонь, сплетя пальцы.

Про Алика они забыли, наверное, сразу, как оказались в квартире, а может, и раньше, будто вся мутная неоднозначность недавнего момента осталась где-то внизу. Никита одним движением стряхнул с плеч так и не застёгнутую куртку. Они даже дверь едва успели захлопнуть. Потому как понимание, что наконец-то они одни, что им больше никто не помешает, их больше никто и ничто не удержит, накрыло мощной волной, которая мгновенно снесла все ограничители, замки и запоры.

Они не дошли до комнаты, едва переступив порог, нетерпеливо устремились друг другу, уже успев безмерно изголодаться по близости, по объятиям, поцелуям, откровенным прикосновениям. И даже избавиться от одежды неожиданно оказалось весьма проблематично. Потому что не хотелось отвлекаться даже на миг.