Его любимая кукла

Арина вскочила с постели и принялась расхаживать по маленькой спальне. Ей не хотелось верить, что это ловушка. Но если так – кто мог стоять за ней и какие цели преследовал? Виктор? Вряд ли. Ему было достаточно просто приехать сюда, и он смог бы забрать Кира или избить её до полусмерти. У него в руках сосредоточилась власть над их с сыном жизнями, Каневскому просто не нужен был весь этот маскарад.

А если она сейчас забудет об этом письме? Не получится ли, что Арина сама, по собственной глупости, откажется от возможности спрятаться с Кириллом там, где она сможет хоть несколько дней пожить в относительном спокойствии?

Так и продолжая метаться по комнате, будто пойманная в клетку, она старалась мыслить здраво, но у неё ни черта не получалось. Перед мысленным взором рисовался только один выход – отправиться в Петербург и выяснить всё опытным путём. По крайней мере, ей никто не запретит для начала осмотреться и попытаться разузнать о Горянской хоть что-то, а после решать, принимать её приглашение или нет.

Кирилл беспрестанно вертелся, восприняв их путешествие как приключение. Болтал без умолку, вызывая у Арины, сосредоточенной на своих страхах и опасениях, усталую улыбку. Его детская непосредственность и фантазии, которыми они постоянно с ней делился, хотя бы отчасти смягчали то состояние, в котором она оказалась, стоило им выйти из квартиры родителей и отправиться в неизвестность.

Арина взяла такси на вокзале, но конечная остановка их с Киром пути постоянно изменялась. Сначала они посидели в Макдональдсе, где она с трудом заставила себя съесть крохотную порцию картошки-фри, следом, проехали вдоль Университетской набережной.

Санкт-Петербург в мае выглядел совсем не так, как её родной город. Деревья уже нарядились в зелёные одежды, а слишком светлое для позднего вечера небо было похоже на скорое наступление белых ночей.

– Кир, хватит! – беззлобно одёрнула сына Арина, когда они всё же устроились в такси, и она назвала адрес  дома Горянской. Или, как она надеялась, тот адрес, который всё же вёл к её родственнице, а не в очередную ловушку.

Кирилл послушался, сложив руки на груди и глядя в окно машины. Арина понимала, что ребёнок устал – показавшаяся даже ей бесконечной, дорога выматывала. А её вынужденные меры безопасности, которые она предприняла, самой ей сейчас казались верхом глупости. Вероятность, что их у вокзала встречал водитель, подосланный Виктором, была нулевой, но она всё равно пошла на эти шаги и протаскала своего ребёнка по улицам незнакомого города едва ли не до поздней ночи.

Пока они добирались до Лисьего Носа, Кир успел сотню раз забыть о словах Арины, задать тысячу вопросов и десяток раз задремать и проснуться. И когда они всё же покинули такси и остались стоять напротив двухэтажного коттеджа за кирпичным забором, она снова тысячу раз пожалела о том, что потащила сюда сына.

Он стоял рядом, крепко держа её за руку. Часто, когда Кир чувствовал, что ей страшно, заверял, что он рядом, будто присутствие крошечного ребёнка было способно защитить её ото всех бед. Но сейчас молчал, терпеливо ожидая, что будет дальше.

Арина крепче вцепилась в ремень ремень сумки – в неё поместились все их вещи, которые она собрала в дорогу, – и через полминуты с силой вжала кнопку звонка, надеясь, что здесь для них с сыном найдётся место, где они почувствуют себя в безопасности на то время, пока она сможет найти в себе силы сделать новый вдох.

Часть 2. Глава 6

После ухода Арины он почти не замечал, как проплывает мимо него время. Именно мимо – не оставляя следов, не оставляя вкуса и запаха. Порой Роману казалось, что вместе с ее уходом он утерял и все органы чувств. Ел просто потому, что так нужно, дышал только потому, что так нужно. Жаль только, что невозможно было по щелчку пальцев потерять и память – также легко, как это показывают в телешоу про псевдо-экстрасенсов и гипнологов. С этим, увы, ему предстояло бороться самостоятельно. Об Арине он не готов был говорить даже с Пашей, потому что чувствовал, что если позволит себе эту слабость – случится взрыв. И последствия его могли бы быть чудовищными.

А потому он запретил себе все. Ни слова, ни мысли, ни воспоминания. Занимал время работой, погружаясь в нее как одержимый, не давая себе ни единой секунды задуматься о чем-то ещё. Влезал в такие дела, которыми раньше не занимался никогда, вникал во всякие ненужные мелочи, забивал память любой подвернувшейся ерундой. Только бы не думать о ней. Только бы не чувствовать ничего. Кутался, как в спасительный кокон в свою глухую пустоту – то единственное, что оставила ему после себя Арина. То единственное, что сам готов был от нее принять.