Его любимая кукла

– Твой муж… – повторил Роман медленно, словно пробовал эти слова на вкус. И вкус этот был горьким, гнилым и тошнотворным. Он рассмеялся вдруг – негромко, отрывисто, язвительно. Но смеялся, конечно, не над Ариной. Над собой. Над тем, что был таким слепым и безмозглым. Снова, снова, снова. Он снова наступил на те же грабли. И продолжал наступать с каким-то мазохистским упрямством, когда лгал себе, что сказанное Костей – какая-то ошибка. Когда не хотел признавать очевидного просто потому, что не знал, как это вынести. И даже сейчас, понимая все по одному только виду Арины, которая даже не взглянула на него, все ещё отчаянно цеплялся за последнюю возможность получить объяснения, способные его удовлетворить. Способные ее оправдать. Способные спасти хоть что-то из того, что он себе так нелепо придумал.

– Твой муж, – сказал он снова и посмотрел на нее. Видеть Арину сейчас было непереносимо больно. Больно от ее безразличия, ее отстранённости. Той самой отстранённости, что она демонстрировала ему в первую встречу. Той самой, которая, если бы Арина продолжила в том же духе, позволила бы им расстаться однажды без малейших сожалений. Но нет. Вместо этого она стала другой. Чувственной, эмоциональной, щедрой. Первую Арину он не полюбил бы никогда. Вторая Арина… вторая, увы, видимо и не существовала вовсе. И бесполезно было искать ее в этой женщине, которая просто сыграла свою роль. Сыграла так искусно, что он попался, а теперь остался ни с чем. Остался с осколками иллюзии, которую создала она, и которую так безнадежно полюбил он.

– И почему жена такого человека вообще искала работу? – спросил Роман то, что не укладывалось для него в единую картину. – Ведь это я тебя нашел. Я тебя захотел. И если бы не позволил себе этот каприз – тебя бы здесь не было. – Наверное, глупо было искать надежду там, где ее не существовало, но он действительно не понимал. Все это не могло быть спланировано Каневским с самого начала. Никак. – Итак, ты искала работу. Я – искал тебя. В какой же момент в нашей тесной цепочке возник новый элемент, а, Арина? – вопрос прозвучал почти насмешливо. Роман ощущал потребность защититься от того, что она может сказать ему в ответ, прикрыться тем же равнодушием, что сквозило на ее лице. И вместе с тем – хватался за призрачную надежду, которую боялся упустить. Пусть даже самую крохотную. Пусть даже почти невозможную. Пусть всего лишь одну на миллион.

– В тот самый момент, когда муж узнал, на кого именно я работаю, – спокойно ответила Арина, заводя одну руку за спину.

Казалось ладонь начнёт кровоточить от того, с какой силой она впивалась в неё ногтями, сжимая пальцы в кулак едва ли не до хруста. А этого допустить она не могла – ни единой зацепки оставлять Королёву было нельзя.

– До этого не знал. Воспринимай это как игру в той самой «нашей цепочке». Я не зря сказала тебе тогда, на берегу, что бывает всякое. Порой мужья и жёны, чтобы брак им не наскучил, просто дают друг другу свободу. Просто ты понадобился Виктору для каких-то его дел. Это всего лишь совпадение. Если бы не оно – ты бы ничего так и не узнал. Я просто бы вернулась к мужу после того, как наш договор с тобой перестал бы быть интересен одной из сторон. Однако теперь всё изменилось.

Арина почти не дышала всё то время, когда говорила эти слова тихим уверенным голосом, на тон которого тратила последние силы. Кирилл… Ей нужно было думать только о нём. О маленьком мальчике, который стал заложником ситуации по её вине, потому что от таких людей как Виктор рожать детей было категорически нельзя. Но Кирилл существовал, ради него Арина была готова спуститься даже в Преисподнюю. Впрочем, она уже в неё спустилась, потому что говорить те слова, что она произнесла сейчас, и смотреть на мужчину, которого любила, было отвратительно. Она была отвратительна самой себе. Это лежало за пределом человеческих возможностей, но она была сейчас прежде всего матерью, которой должно было быть плевать на себя, если ребёнок был под угрозой.

Она произнесла последние слова и он со всей неотвратимостью понял – это все. Ощутил, как в тот же миг отхлынула от сердца кровь, и по венам потекло что-то ледяное, замораживая внутри него все эмоции и чувства, оставляя после себя только спасительную пустоту.

Как жаль, что она не сказала ему с самого начала, по какой причине была готова на все. Тогда они  провели бы время с куда большей пользой, не заморачиваясь ни на что лишнее, вроде его глупой, совершенно не нужной ей любви. Он бы с огромным удовольствием показал ей то, что от своего мужа она явно не получала никогда. Трахал бы ее жёстко и всеми способами, в том числе самыми извращёнными. Так, чтобы помнила это ещё долго после того, как вернулась бы к этому выродку.