Его любимая кукла

Он едва сдерживал себя, позволяя Арине творить с ним всё, чего ей желалось, наслаждаясь происходящим и вместе с тем едва не взрываясь от этой мучительно-сладкой пытки, когда ее язык касался его плоти, когда видел, как голова Арины поднимается и опускается между его ног. Это была одна из самых возбуждающих вещей, что ему только доводилось видеть и испытывать в своей жизни. И он смотрел, сжимая до боли челюсти, чтобы только не вмешаться в то, что она делала, чтобы не кончить прямо ей в рот от ощущений настолько острых, что были сродни боли. От того, что знал, как сейчас она сама течет, желая, чтобы он оказался внутри нее. Эти мысли – и ее низкий, охрипший голос, который спрашивал, чего он хочет, стали последней каплей, подорвавшей в конце концов его контроль.

Он запустил пальцы в волосы Арины, обхватывая ее голову, и начал насаживать ее на себя, проникая до самого горла, и в момент, когда понял, что терпеть дальше просто невозможно, обхватил ее за плечи и  поднял, притягивая к себе на колени. Уже так привычно, так бесконечно правильно.

Он вошёл в нее сразу двумя пальцами, ощущая, какая она уже влажная и горячая, ощущая дрожь ее нетерпения, такого же дикого и невыносимого, как у него самого.

– Все, что я хочу – тебя, – прохрипел Королев прежде, чем смять губы Арины поцелуем и почувствовать на них свой собственный вкус, возбуждаясь от этого до какой-то горячечной крайности. Дернув ее юбки так, что ткань издала резкий треск, он убрал пальцы из лона и натянул Арину на себя одним кратким рывком, входя сразу глубоко, на всю длину, выбивая из ее груди полувсхлип-полукрик, прокатившийся по каждой клетке его тела новой волной возбуждения. Он двигался резко, отрывисто, зная, что ни у него, ни у нее нет больше сил ждать и вместе с тем – желая продлить агонию ещё, балансируя на грани, словно играя с самим с собой в нелепые игры на выдержку.

Он обхватывал ее за попку, грубо впиваясь пальцами в упругую кожу, и вдруг осознал, что того, что сейчас происходит – ему все же мало. Он жаждал того, что обещала ему Арина и чего так хотел он сам – быть везде. Касаться ее – везде. Его палец, ещё влажный от ее соков, сначала ласкающим движением обвел тугое колечко, затем мягко, дразняще надавил и осторожно толкнулся внутрь. Роман замер, ожидая, что Арина выкажет возражения, но их не последовало. И тогда он вошёл в нее полностью, насаживая одновременно на член и на палец, ощущая, как заполняет собой ее всю – везде. И сходил от этого ощущения с ума. От удовольствия этого полного обладания, которое – как хотелось думать, пусть даже это было неправдой – она позволяла только ему одному.

– Тебе нравится, когда я делаю так? – спросил он, выскальзывая наружу и снова проникая внутрь. – Кто-нибудь уже брал тебя сзади? – добавил зачем-то и тут же пожалел об этом, почти желая, чтобы она ему солгала, если с ней это было не впервые.

– Так – никто не брал, – поспешно выдохнула Арина ту полуправду, которую могла себе позволить. И в которую, как ей хотелось надеяться, поверит Роман.

Потому что так – действительно не делал никто. Заполняя её всю собой, не давая ей ни единой возможности желать иного, и не рождая ни одной потребности жаждать чего-то отличного от этих ощущений. Так никто и никогда её не брал.

Ей было бесконечно мало всего, что делал Королёв, но дело было вовсе не в их общих, на этот момент, ограниченных возможностях. Ей было в принципе его мало – вкуса на губах, его поцелуев, то жадных и глубоких, то невесомых, почти незаметных. Ей было мало хриплого надсадного дыхания, которое делили на двоих. Ей было мало кислорода, когда он был настолько близко.

Арина крепче схватилась за плечи Королёва, будто каждую минуту могла упасть, соскользнула с его члена и подалась к Роману ещё ближе, так, что между ними совсем не осталось пространства – даже на следующий вдох. Влажная головка скользнула между её ягодиц, толкнулась внутрь, туда, где всё было почти готово для более глубокого вторжения. Арина стала насаживаться на член, сначала медленно, не торопясь – то опускаясь, то приподнимаясь, пока ощущения не стали привычными. И когда смогла впустить его целиком, застыла на несколько бесконечных мгновений.

– Так – не брал никто и никогда, – повторила она увереннее, начиная двигаться. Почти сразу чувствуя, как на её поясницу ложится ладонь Королёва, который мягко, но настойчиво начинает насаживать её на себя. Она потерялась в водовороте настолько острых ощущений, что они сводили с ума – везде был только он, Роман. Растягивал изнутри, окружил собой, своим ароматом и потребностью в нём одном. Заставлял делать то, что раньше, казалось, она не захочет повторить никогда и ни с кем. И ей хотелось этого, хотелось совершенно по-новому, не так, как то было до него.