Его Искушение

Качает головой, не соглашается, но исполняет приказ. Молча уносит поднос, а я отворачиваюсь к окну, смотрю, как пролетают облака, меняют форму и как день сменяет сумрак.

Больше никто в мою комнату не приходит и на ужин не зовет, а я все слова Василисы прокручиваю в голове.

Иван хищник, привыкший только ломать и вгрызаться, с ним все на нерве, на обрыве, смертельные танцы на осколках, что режут, вбиваются в кожу кровящих стоп.

От мыслей голова начинает болеть, и тошнота к горлу подкатывает, не та голодная, когда горькая слюна во рту скапливается и позыв вызывает, а другая, от которой все в животе узлом сворачивается и неприятно тянет.

Так обычно при месячных бывает, которые у меня нерегулярные.

Никто не расскажет про то, что за глянцем красивых журналов и улыбок до ушей скрывается. Некоторые модели себя так истязают, что месячные перестают приходить вовсе, про анорексию с булимией вообще молчу.

Я никогда подобной заразой не страдала, от природы худая, но жесткий контроль пищи мне еще Марго привила, а с месячными беда всегда.

Одна врач-гинеколог вообще огорошила, сказав, что потеря девственности и полноценная половая жизнь могут помочь с решением проблемы, так как гормональный фон и показания УЗИ у меня в норме.

Опять внизу живота стреляет больно, и я собираюсь в комочек, прикрываю глаза, переживая спазм.

Я все же засыпаю, как в ледяную мрачную прорубь ныряю, и просыпаюсь от грохота.

Подпрыгиваю и жмурюсь, когда в темной спальне включается свет.

Глава 29

Иван Кровавый

Полигон кипит. Бойцы работают, а я наблюдаю. Изучаю. Привык держать все на контроле.

Серебряков подогнал инфу. Ситуация напрягает. Новые люди в городе гнут свои порядки.

Сплевываю на песок арены, слежу за рукопашным. Бойцы схлестнулись не на жизнь, а на смерть. Наблюдаю за работой, откровенное гасилово.

В моем мире вечная борьба. Если хочешь удержать власть и влияние, нужно все время отражать удары шакалов. Как в бизнесе, так и в настоящих схватках, кровавых разборках.

— Живее работаем! Иначе по десятому кругу повторять заставлю!

Ухмыляюсь. Кореш мой старый зверствует как всегда. Но на то и Монгол у меня правит движухой. Лично смотрю за работой пацанов. Частенько и сам могу размяться.

Здесь не спаррингуют. Это по правилам можно рубиться на ринге пятнадцать раундов. На улице укладывают сразу. Обычно, чтобы достать противника, достаточно двух-трех контрольных выпадов.

Один боец валит второго на песок, падает свержу, заставляя поверженного харкать кровью. Жалости нет. Вырублена давно. Атрофирована.

— Левой отрабатывай, гаси сразу. Вы еще покувыркайтесь. А ты че развалился под ним?! Отбивайся, в глаза песком, если не можешь скинуть.

Монгол отдает приказы. Никаких правил. Побеждает тот, кто сильнее или хитрее.

В жизни так. Кто умеет вывернуться, тот и сверху, а тот, кто по правилам, его нагибают. С моими псами никто не справится. Муштра адовая.

Рассматриваю мужика с бритым виском и специфической татухой. Особый знак. Высшая лига. Нет равных носителю подобного клейма. И я до сих пор не понимаю, почему имея все шансы уйти, он остался, встал рядом, не свалил. Мы с ним кривой и проклятый путь бок о бок прошли.

— Бьешь, как девка. Сюда смотри.

Показывает удар на бойце. Вмазывает так, что мужик складывается и сжимает челюсти, чтобы не завыть. Между ног вдаривает. Там на недельку все заглохло.

Валит за два грязных удара. А кто сказал, что все должно быть по чесноку?! Тебя пером в бок на улицах из-за спины ударят и разговоры вести не будут.

Перевожу взгляд. Подмечаю слабого бойца, выдохся. Выжидаю, смотрю, как работает Палач. Иногда ощущение, что у Монгола глаза на затылке. Разворот в нужную сторону.

— Хмарь, ты какого тут творишь?!

Удар. Резко тащит солдата за волосы, болевым пригибает и вглядывается в красные глаза с потрескавшимися капиллярами.

Зверье подо мной ходит. Слабаков нет. Не каждый выдерживает.

— Унести гниду!

Двое бравых солдат подлетают и оттаскивают неудачника.

Мне нужно проверять, работают ли мои рекруты от смотрящего до шестерки. Здесь отлаженно все. Иначе механизм фурычить не будет.

— Разойтись!

Рявкает и злыми глазами сверкает. Нюха не теряет. Ушлый. Все просекает. Подходит ко мне. Смотрит в глаза.

— Кровавый.

Киваю. Замкнут, не допускает никого в свои мысли, и прав. Сам такой же.

Когда-то жизнь была иной, пок в тюрьму не сел.

Лихие времена были, дикие. В законе — беззаконие. И людей косило, как на войне…

Судьба у нашего брата такая. Каждый путь свой проходит. И у нас с Монголом игра в русскую рулетку до сих пор.

— Что за кипиш?

— Терпимый. Брат. Пока.

— Порой меня твоя немногословность напрягает. Пошли пройдемся до вольеров.

Кивает и молча ступает рядом.

— Чего звал?

— Война будет, — отвечает спокойно и получает такой же ответ.

— Уже понял.

— Все выходы в порт ты контролируешь, Ваня. Все сделки через тебя и в город новая братва подтянулась. Для нас новая, а так у себя народ известный.

Киваю, вдыхаю холодный ночной воздух.

— Тот, кто контролирует дорогу, за тем и власть.

— Братва Смольного твою власть оспорить пытается. Резвые ребята там.