Его Искушение

— Про неустойки и последствия срыва работы ты помнишь, если что, мои адвокаты напомнят!

Хлопает дверью, а я с ненавистью смотрю вслед белоснежному авто. Тру лицо и вытираю слезы.

Моя девственность пришлась по вкусу и, наверное, в постели я его ублажила, хотя все делал он и вертел мое тело в самых немыслимых ракурсах.

Этот подарок, как плевок. И странно, но мне не обидно за то, что Иван стал моим первым, меня ранило его отношение и то, что я для него эпизод среди сотен таких же.

Одергиваю себя. Если бы Кац сейчас оказался здесь, я бы исцарапала ему все лицо.

Откупился. Он от меня откупился. По-королевски дорогим подарком. Дал понять, что оценил мой первый опыт с ним?!

Разворачиваюсь и бреду в сторону подъезда. Дышу глубоко, перебарывая тошноту и внезапно ощущение короткого разряда в спину чуть не заставляет споткнуться. Оглядываюсь, смотрю по сторонам в поисках источника такого угнетающего внимания.

Не нахожу, но кожу покалывает и жжет, словно кто-то лазером проходится по мне, просвечивает насквозь. Страшное ощущение, будто ты на прицеле снайперской винтовки.

— Показалось… мне это показалось…

Убеждаю себя и иду к подъезду. Хочу домой. В свою кровать. Накрыться одеялом и больше ничего не чувствовать. Усталость накатывает.

Поднимаюсь в свою квартиру пешком, забываю про лифт, толкаю незапертую дверь. Захожу и меня скручивает от рыданий, реву белугой, захлебываюсь своими слезами и срабатывает инстинкт.

Когда много плакала в детстве, меня часто тошнило, вот и сейчас желудок сворачивает в страшном спазме. Едва успеваю добежать до туалета, меня выворачивает наизнанку.

Полностью опустошенная обнимаю унитаз, собираюсь и бреду в свою спальню. Голова гудит.

Странно то, что я не ненавижу того, кто отнял мою девственность.

Мы с Иваном оба попали в патовую ситуацию, где он сделал привычный заказ на очередную игрушку, а я просто оказалась не в том месте и не в то время.

Случай решил все.

Он выбрал меня… и… мое тело его приняло. Его напор. Силу. Безудержность. Я отдалась ему. Сама.

Падаю на кровать и просто отключаюсь. Организм не выдерживает перегрузок и дарит спасительный сон.

Глава 20

Последующие дни проходят под дымкой полусна и дремы. Я закрываюсь в квартире, замыкаюсь.

Я бы даже могла сказать, что чахну, накрывает какое-то странное ощущение пустоты.

Высыхаю и все время вспоминаю Ивана. Вытравить его из себя не могу.

Смутно помню, как в один момент соскребаю себя с кровати и иду в ванную. Мне вдруг кажется, что я пахну им. Помутнение какое-то, наваждение.

Врубаю воду и хватаю с полки первый попавшийся тюбик. Гель для душа с морской солью. Оглашает этикетка.

— Замечательно, все что угодно, только не вереск.

Срываю с себя белье и вдруг цепенею, царапины от его щетины исчезли и отметины его ласк тоже. Радоваться бы, что никаких напоминаний на теле не осталось, но это вызывает болезненный укол в самое сердце.

Медленно провожу пальцами по груди, спускаюсь к животу, обрисовываю почти невидимые следы, оставленные на нежной коже.

Дыхание учащается, становится очень больно заглатывать воздух. Из района солнечного сплетения прорывается лавина рыданий, которые душу на корню. Почти не в силах сдерживаться, быстро становлюсь под струи и аромат океана окутывает.

Прикрываю глаза. Беру мочалку и тру тело, отбрасываю и шарик исчезает, идет на дно, как и мои чувства.

Непозволительные. Губительные.

Ударяю рукой по кафелю. Выхожу. Заворачиваюсь в халат и опять падаю на кровать, вырубаюсь, пока назойливая трель дверного звонка не заставляет поднять голову с подушки и посмотреть на часы, показывающие половину двенадцатого, так как в комнату пробивается свет из-под жалюзи, понимаю, что сейчас почти полдень.

Я потеряла себя. Не различаю, день или ночь.

— Аврора! Открой дверь! Я прикажу ее выбить к чертям! Открой!

Крики и бешеные хлопки по деревянной панели отдаются болью в висках.

Выталкиваю себя с кровати и иду открывать, чтобы только прекратить хлопки, долбающие по мозгам.

Щелкаю замком и мой агент вваливается в коридор. Без приглашения. Наглость и умение вышибать такие вот двери сделала Цветочка акулой модельного бизнеса.

— Почему на звонки не отвечаешь?!

Вопит без приветствий, хлопая дверью.

Ну что же, у Флауэра видок, может, и похуже моего. Весь взъерошенный такой, глаза сумасшедшие, блестят как при горячке, да и синяк на щеке так и не сошел. Сильно приложил его Монгол.

Я запомнила этого восточного мужчину с глубокими раскосыми глазами. Можно сказать, он единственный, кто заступился за меня и спас от мерзопакостного брюнета.

— Ты в своем уме, Рора?! — хватает меня за локоть и тормошит.

— Голова болит, не кричи.

— Ты понимаешь, что подставляешь все агентство! У тебя вылет сегодня! Ты нам контракт запарываешь! Неделя высокой моды, Аврора!

Вырываюсь и закутываюсь в халат, сил больше нет ни на что. Единственное, что живо — это ярость, которая охватывает, стоит только взглянуть в лицо предателя.