Егерь: заповедник

— Не выйдет, — вздыхает водитель. — Дневную норму за утро добыли, не удержались. Сами понимаете — как остановиться, когда душа просит, утка летит!

— Понимаю, — улыбаюсь я. — Ну, впечатлений вам на неделю хватит. Теперь отдыхайте.

— Давайте и вы с нами, — предлагает водитель. — Лодки мы вернули, воды мы в баню уже натаскали — вы ведь не против, Андрей Иванович?

— Не против, — киваю я. — Парьтесь на здоровье.

— И похлебка у нас готова, — уговаривает водитель.

Он весело подмигивает туристам.

— На всех хватит. А мало будет — еще сварим. Прошу к столу!

— Спасибо, — говорю я. — Это кстати, а то мы спешим.

— Куда?

— Подброшу ребят до станции, на электричку. Потом отвезу охотников в Черемуховку. Пусть отрабатывают свой проступок, а то у нас картошка в поле гниет. Дожди две недели лили. Вся деревня сегодня на уборку вышла.

— Андрей Иванович, так может, вам помощь нужна? В смысле, совхозу?

Неожиданное предложение. Я секунду раздумываю над ним, потом соглашаюсь:

— Не стану кривить душой — нужна, Василий Алексеевич. Хотите помочь?

— Я поговорю с мужиками. Все равно до завтра делать нечего, почему не помочь?

— А баня? — с улыбкой напоминаю я.

— А баню вечером натопим. Хватит нам времени напариться. За такую охоту, Андрей Иванович, грех не помочь.

Я благодарно киваю.

— Спасибо, Василий Алексеевич. Тогда выезжаем сразу после обеда.

* * *

За длинным столом места хватило не всем. Но мы решили проблему просто — притащили стол из помещения базы, а вместо скамеек положили длинные доски на деревянные чурбаки.

Охотники привезли с собой огромный алюминиевый казан, объемом с ведро, не меньше. Казан торжественно поставили на середину стола, и теперь от него идет такой восхитительный запах, что у меня нетерпеливо урчит в желудке.

В глубокой миске передо мной исходит паром утиная похлебка — густая, с блестками жира, с крупно нарезанной картошкой и морковкой, с целыми разваренными луковицами.

Их кладут в котел целиком, а когда они уже отдадут весь вкус и запах — просто выбрасывают.

Кроме похлебки на столе свежие огурцы и помидоры, хлеб, длинные темно-зеленые перья свежего лука, которые так вкусно макать в крупную соль и хрустеть ими, заедая острый луковый вкус похлебкой.

— Как вкусно! — говорит Вера, отодвигая тарелку. — Не то, что дома!

— Конечно, — улыбаюсь я. — Здесь даже воздух другой. А вечером напечем картошки в золе.

— И люди такие хорошие. Андрей, скажите, а часто к вам приезжает кто-нибудь, вроде Глеба? Или этого… я забыла фамилию.

— Болотников? — уточняю я. — Нет, Вера, нечасто. Но иногда встречаются.

— Вот бы таких людей вообще не было, правда? Устроить бы заповедник, и пускать туда только хороших людей. А всяких гадов заворачить прямо у входа!

— Заповедник для хороших людей? — улыбаюсь я. — Интересная мысль.

Вера решительно встряхивает темными кудряшками.

— Андрей, а можно нам тоже поехать с вами в Черемуховку?

— Что, соскучились по картошке? — смеюсь я. — Неужели в институте вас мало на нее возят?

— Соскучилась, — хитрит Вера, бросая многозначительный взгляд на Павла. — Это весело. А в Ленинград уедем завтра, как собирались.

— Конечно, можно, — улыбаюсь я. — Федор Игнатьевич будет в восторге.

— Это вашего грозного председателя так зовут? — с любопытством спрашивает Вера.

— Ага, — отвечаю я и тоже гляжу на Павла.

А он низко наклоняется над тарелкой, пряча довольное лицо.

* * *

Через час мы выезжаем с базы. Никто не захотел оставаться — на картошку собрались весело, дружной компанией. Я еду впереди, показывая дорогу автобусу. Туристы размещаются в автобусе, вместе с охотниками.

И Павел с ними — у них с Верой явно дело идет на лад.

Бойкий и Серко, вольготно растянулись в салоне «ЛуАЗа», радуясь простору. Я не стал оставлять собак на базе одних — мало ли, Болотникову придет в голову вернуться и подстроить какую-нибудь гадость, пока никого нет.

Когда мы проезжаем деревню, я замечаю на автобусной остановке две фигуры с рюкзаками. Глеб понуро сидит на скамейке, а Болотников с независимым видом прохаживается вдоль дороги.

Они ждут автобус до станции.

Глеб поднимает голову и провожает нас виноватым взглядом. Болотников отворачивается и делает вид, что не ничего заметил.

* * *

Когда председатель сельсовета видит выпрыгивающих из автобуса охотников, он буквально столбенеет от неожиданности.

— Андрей Иванович, это что за делегация?

— Это подмога, Федор Игнатьевич, — улыбаясь, отвечаю я. — Показывай фронт работ.

— Так вот он, фронт!

Федор Игнатьевич широким жестом обводит картофельное поле на окраине Черемуховки. Картофелекопалки уже прошли, разворошили борозды и вывернули картошку из земли. Теперь по полю неторопливо ползают трактора с прицепами. Люди наполняют картошкой ведра и ссыпают их в прицепы.

— Ведра у тебя найдутся, Федор Игнатьевич? — спрашиваю я.

— Конечно, — уверяет меня председатель. — Вот радость-то!

Внезапно поворачивается к полю и кричит, приставив ладони рупором ко рту:

— Володька! Володька, живо поезжай на ферму за ведрами!

Водитель совхозного «ЗИЛа» Володя запрыгивает в свой самосвал.

— И надолго они к нам? — спрашивает Федор Игнатьевич, имея в виду охотников.