Н-да. Если принять за исходную версию, что в таких местах «водоросли» расплодились… Обширный ареальчик, напалмом не выжжешь. Хотя прокипятить, тем же микроволновым излучением, еще как можно. Да и гравигенератор неплохо бы справился, если его на дно самого глубокого пролива запузырить. Но это уже крайности… Странно, кстати, что не все пятна между собой соединены. Но это скорее всего наш же косяк, поскольку сплошного сканирования не проводили, ширины захвата не хватало. Потому и спираль накручивали. Можно будет попробовать пробелы просканировать, но что-то мне подсказывало, что без надобности – наверняка связи обнаружатся. Вопрос: почему «водоросли» скапливаются в локальных объемах? Вряд ли глубина имеет значение. Сам убедился, в бухточке с пирамидами почти мель, а подлодка Океанариума лежит метрах на двадцати. Никаких других ограничивающих факторов на ум не приходило, по всему судя, должна была эта гадость равномерно распространиться по всему архипелагу. И по всему объему воды, а не слоями. Мы же воочию наблюдаем совершенно иную картину. Как будто «водоросли» сознательно кучкуются. Хотя почему «как будто»? Хватит уже голову в песок прятать, пора самому себе признаться, что полная задница вокруг. Влип ты, Денисов. В очередной раз влип.
– Скоро там?
– Полминуты, товарищ лейтенант.
– Нормально. Варь, ты как?
– Спасибо, что побеспокоился, Денисов! С Галькой ты такой же внимательный?
Ух, язва! Управы на тебя нет. Петруше Еремееву, что ли, пожаловаться? Пусть повлияет на благоверную. Хотя тут еще большой вопрос, кто на кого.
– Ладно, Салага, я в салон. Надо у нашей гостьи кое-что уточнить. Ты машину сажай, но начальство пока не беспокой. Чапай думать будет.
– Есть.
Вот и ладненько. Руководство в любом случае в известность ставить придется, но надо очень сильно думать, что именно ему вываливать. В свете открывшихся фактов ситуация такова, что по результатам доклада ждать можно чего угодно. Вплоть до ядерного фугаса на темечко. Чего бы о-очень не хотелось.
В пассажирском отсеке царило благолепие: Варвара сидела в чистом кресле, накрепко пристегнутая и разморенная, а на коленках у нее, с готовностью подставляя бок под ладонь, нежился Петрович. Судя по Варькиному спокойствию, шерсть из него лезть перестала. Похоже, приступ подстегнул процесс линьки, ослабив часть корней. Такое как раз могло быть от кислотного ожога. Или просто много сил кот потратил на борьбу с инфекцией, что тоже не исключено. Но сейчас вроде бы порядок: развалился, врубил урчальник, и радуется жизни. Странно только, что жрать не просит… А, нет, не странно – дэйпак уже распотрошил. Зря я его без присмотра оставил.
Скользнув взглядом по первому ряду кресел и машинально отметив валявшийся в одном из них десантный шлем (Салага бросил, больше некому), рухнул в свободное и буквально растекся по сидушке. Эх, хорошо! Осознал наконец, как я все-таки устал. И есть хочется, сил нет. Вот только не кончилось еще ничего, наоборот, самое трудное впереди. Нужно принимать решение. Как там мой однокурсник говорил? Не держи в себе? Вот-вот, надо выговориться. Так что придется Варьке отдуваться, она все-таки ученый, мозг под анализ заточен.
– Варь, хорош Петровича баловать. Разговор есть.
– Я вас внимательно слушаю, господин Денисов.
– Мать, я серьезно! Хорош ерничать, дома оторвешься.
– Да я это от нервов, – смутилась девушка. – Ой!..
Катер чувствительно тряхнуло, но других толчков не последовало, из чего я сделал вывод, что Салага таки машину посадил. Не очень чисто, чего я за ним ранее не наблюдал. Нет, надо его в диагност засунуть, чего-то он смурной. Да и ошибаться начал…
– Эй, ты чего?.. – начала было Варька, уставившись мне за спину (я как раз развернулся к собеседнице лицом, чисто для облегчения контакта), но вдруг оборвалась на полуслове и… завизжала.