Ефрейтор Икс

– А мог бы, как другие, на старости лет создавать видимость научной деятельности; переписывать старое на новый лад. Да и из строго можно пару докторских диссертаций сделать… Да хотя бы своим именем в науку молодежь протаскивать, путем соавторства… Чувствую, не так жизнь прожил… Что-то еще надо было делать. Что, не знаю… Наверное, то, о чем ты утром говорил… Природу спасать. А я ее только изучал. Изуча-ал… И при этом всю жизнь меня преследует ощущение, что мир не развивается, а наоборот, разрушается. Будто гигантский оползень, медленно ползет куда-то в тартарары… Или, это только у нас в стране? Везде в мире "зеленые" демонстрации устраивают в защиту природы, а у нас – тишь, да гладь, да вот такие пустыни расползаются по земле… Может, в душах людей уже пустыня? Мне страшно становится подумать, если наша карательная машина ослабнет, объявят экономическую свободу, что-нибудь вроде НЭП(а)… Начнется такая стрельба и резня по всей стране… – профессор вдруг стянул с головы капюшон, поглядел на Павла, спросил: – Ты что собираешься после Университета делать? Только не говори, что разрабатывать те идеи, фантастические… Тебе этого никто не позволит. Вернее, разрабатывать-то ты их можешь, но на твои разработки никто внимания не обратит. Это только говорят, что в науке свобода для творчества. Какой-нибудь замшелый доктор наук отломит от своей никому не нужной темы мизерный кусочек, и будешь ты его всю жизнь мусолить. На старости лет защитишь диссертацию. Но и тогда свои идеи ты разрабатывать не сможешь. Существуют темы кафедр, институтов, и прочее… Так что, будь любезен, работай в том направлении, какое тебе укажут.

Батышев замолчал, насупился, глядя на огонь костра.

Павел проговорил:

– Гонтарь мне на этой сессии сказал, что если я и дальше буду так учиться, то он возьмет к себе аспирантом…

– Ну, а ты?..

– Что, я? У него темы широкие, да и теорию эволюции он постоянно применяет. Мне это как-то ближе… Да и ученый он хороший, добросовестный. А больше меня никто не звал…

– А тебя что, обязательно позвать надо? Возомнил о себе много… Не скрою, толк из тебя будет. Но лично я звать тебя не собираюсь. Сам выбирай. А Гонтарь? Добросовестный, говоришь? Ладно, коли зашел разговор… Это не та добросовестность! В позапрошлом году был он со своими в экспедиции. Отстреляли они ровным счетом двести тридцать глухарей и сто шестьдесят глухарок. Заметь, в начале июля. Исследователи… Своими исследованиями урон нанесли, как банда браконьеров. Возьмем самый минимум: сто шестьдесят помножим на шесть птенцов… А ведь по теме было видно, что не нужно столько. К тому же подобные исследования уже проводились всего двадцать четыре года назад, и ученым нашего же Университета. Достаточно было порыться в библиотеке, или меня спросить. Вот потому его и считают добросовестным, что он диссертации рубит с помощью статистики.

– Это как?

– А так. Помню, недавно защищался один хороший парень… Умница, ихтиолог по специальности. Обследовал он множество озер, да вот незадача, из каждого выловил всего по несколько экземпляров рыб. Да и по работе было видно, не нужно больше. А на защите встает Гонтарь и заявляет: результаты недостоверны. Формально, он прав; по законам статистики, чем больше количество исследованных экземпляров, тем достовернее результат. Так и зарубил Гонтарь диссертацию, а перед тем еще парочку. Вот и получается, что он добросовестный за чужой счет… Гонтарь, что… Больше всего опустошений производят работники академических институтов. Каждый сезон отлавливают и уничтожают сотни тысяч животных. Так и Гонтарь, он о-очень добросовестный ученый; там, где надо пять-десять особей, он отлавливает пару сотен. Тем более что ловит то он не сам, а его аспиранты и студенты. Зато лосей он самолично в каждой экспедиции стреляет. Я уж не говорю о тех животных, которых можно стрелять без лицензии. Сработаешься ты с таким человеком? А ведь есть методики прижизненного исследования, но как же Гонтарю время терять!.. Можно ведь и отстать от мировой науки… Но это одна сторона дела, а другая в том, что ты будешь пахать на него, как буйвол, а свою работу будешь делать по ночам, и при этом никакой самостоятельности.

– Работать везде надо…

– Правильно! Но надо ли делать дурную работу? Дурную не только потому, что ее уже кто-то сделал, но и потому, что при этом бессмысленно уничтожаются животные? А цель-то одна: научные степени, звания, должности, и деньги, деньги, повышение окладов, и все за счет бедной матушки природы… И при этом демагогия, что, мол, все делается для нее же, природы… Лицемерие! Финансируются только те исследования, которые обещают экономический эффект, а те, которые предупреждают об уроне природе – не финансируются. Одно слово – оползень… – похоже, профессор основательно зациклился на этом понятии. Он натянул на голову капюшон, сказал спокойнее: – Давай спать. Наломались сегодня…

Пришли аспиранты, повозились, шурша травой. Наконец угомонились. Олег, приткнувшись рядом с Павлом, проговорил лицемерно: