– Ну, где ж промышленное? Распахиваем степи, корчуем леса, рубим леса… Да хотя бы, так называемый, промышленный лов рыбы в морях и океанах. Вспомните, какая была эйфория лет десять пятнадцать назад? Океан, дескать, в десять раз больше может прокормить народу, чем живет его на Земле, а оказалось, что биомасса океанов и морей составляет лишь три десятых процента от всей биомассы Земли. Жизнь кипит только на шельфах, остальной объем – пустыня. Кое-где началось садковое разведение рыбы. Вот это и есть промышленное производство рыбы. А традиционное сельское хозяйство? Производительность труда там можно повышать до какого-то предела. Автоматизация сельскохозяйственных работ сильно затруднена. А ведь только она дает большой прирост производительности труда. И потом, сельское хозяйство слишком сильно зависит от погоды…
– Но со временем мы сможем управлять климатом.
– Мы уже говорили об этом. Управление климатом неизбежно приведет к катастрофе.
– Выходит, так и оставаться зависимым от природы?
– Как всем хочется победить природу… Неужели не понятно? Победа над природой будет означать гибель человечества. Надо прекратить всякое воздействие на биосферу. Но поскольку население Земли растет, и его нужно кормить, а поля имеют предел продуктивности, и предел этот обусловлен конечной величиной солнечной энергии на единицу площади. К тому же мы никогда не сможем зарегулировать все факторы на полях, влияющие на рост растений. Остается единственный путь – увеличивать площадь полей. Что неизбежно приведет к катастрофе.
– Да-а… Перспективы… – протянул Олег. – И что же делать?
– Переходить к производству пищи в биотронах!
– Ха, биотроны… Ну работает в институте селекции биотрон… А знаешь, сколько стоит килограмм сортового зерна, выращенного в нем?
– Знаю. Тонна – будет стоить меньше, а миллион тонн уже дадут прибыль. К тому же эффективность возрастет в сотни, и даже тысячи раз. Ведь ни для кого не секрет, что до стола доходит лишь процентов десять сельхозпродуктов. Остальное вульгарно сгнивает в хранилищах. А при биотронном производстве не нужны будут хранилища, не нужно будет возить из конца в конец по миру то, что выращено. Свежие ананасы и бананы в любое время года на любой широте. К тому же, при интенсивном освещении продуктивность любого растения возрастает в сотни раз.
– Размечтался… – насмешливо протянул Олег. – В мире в настоящий момент два миллиарда человек хлеба до сыта не едят, а ты – ананасы…
– Потому и не едят, что производство пищи застыло на уровне древнего Шумера и Египта.
Олег поднял руки, как бы сдаваясь:
– Арнольд Осипович, ну и студенты у вас! Что дальше только будет… Впрочем, жаль я его на экзаменах пощупать не успею.
– Тебе повезло, – профессор спрятал усмешку в бороду. – А то стал бы щупать, да и сел в лужу. Ты ведь не слишком хорошо знаешь даже то, что в учебниках написано. А что с Павлом будет? То и будет… Закончит Университет, начнет разрабатывать какой-нибудь узкопрактический вопрос, что у нас только и считается настоящей наукой, благополучно забудет все эти свои фантастические идеи, ну и со временем станет хорошим ученым. Хотя, насчет биотронов… Это не так уж и фантастично… Надо бы посчитать… Эх, не силен я в этих делах! Насчет энергии, ка пэ дэ, и прочего…
Павел усмехнулся, и ничего не сказал, снимая с рогулек вертел с рыбой, только спросил Олега:
– Тебе хвост, или голову?
– Давай голову. Люблю голову у рыбы пососать… – осторожно откусив кусочек, проговорил блаженно: – М-м… Вкусно… Хоть и без соли…
Батышев жевал аир, даже не морщась от горечи, разгрызал луковички ятрышника, отрешенно глядя куда-то в даль, за реку, о чем-то сосредоточенно думая. Борода его мерно двигалась вверх-вниз. Павла поразила татуировка на его груди, которую он только что разглядел среди седых волос. Крошечный портрет Сталина, выколотый с изумительным искусством. Татуировка на груди профессора! Это было невероятно, невозможно, по понятиям Павла. Однако спросить он постеснялся. Профессор разрезал рыбину своим ножом, рассек одним точным ударом саранку, пододвинул Михаилу:
– Саранка вместо хлеба. Попробуй…
Михаил пожевал задумчиво, сказал:
– Вкусно…
Обтирая руки о траву, Олег проговорил оптимистично:
– Похоже, голодать не будем…
– Не загадывай, – сумрачно бросил Павел, – в тайге всякое бывает… – и принялся одеваться.
Они спустились вниз по течению до конца переката. На крошечной галечной проплешине под скалой задержались.
Профессор кивнул на отмель:
– Если бы у лодки было чуть-чуть плавучести, ее бы выбросило сюда.
Олег кинул камешек в котел между отвесными скалами, в котором кружилось круговое течение:
– Наверное, вон там, посередине, она и лежит.
Павел предложил:
– Можно нырнуть. Ее только с места стронь – сама пойдет. Тут не глубоко, метра два с половиной… Чуть-чуть до отмели протолкнуть, а там вытянем…
– Против течения не выгребешь. Как ты до середины доберешься?
– Можно вон с того выступа прыгнуть. Если хорошенько оттолкнуться, быструю струю перелетишь.
Глядя на воду, насыщенную игривыми пузырьками воздуха, профессор невозмутимо спросил: