Эффект преломления

Вскоре увидел совершенно голого мужика. Он подошел к стене дома, немного постоял и вдруг, как ящерица, ловко пополз вверх. Добравшись до окон Александры Вениаминовны, посмотрел в них минут пять, разочарованно вздохнул и тем же путем спустился. Потом пробежался вдоль деревьев, выбрал подходящее, подпрыгнул и повис вниз головой, в точности как киан-ши.

С другого дерева на него наскочил Чонг. Сбил на землю, словно грушу, навалился сверху. Мужик громко завизжал. Подбежав, я первым делом ткнул ему в шею серебряное распятие. Никакой реакции – обычный человек.

Только совершенно безумный. Я включил фонарь, чтобы рассмотреть его. Блуждающие глаза со странным блеском, расширенные зрачки, кривая улыбка.

– Не узнаешь? – спросил Чонг. – Вспоминай, морда-то известная.

Я пораженно выматерился. Перед нами был бизнесмен Денис Катынин собственной персоной.

Из истории рода Батори

Замок Чахтице, июль 1601 года от Рождества Христова

– Вот ведь говорила тебе: пошли, пока солнце высоко, – одышливо ворчала толстая Агнешка. – Нет, заладила одно: еще ягодку, да еще горсточку… У-у, заноза…

Пирошка виновато молчала. И впрямь, нехорошо вышло: заблудились в лесу. С утра еще отправились по ягоды, их в это лето уродилось – видимо-невидимо. Глаза у нее разгорелись, не хотела уходить. А теперь вот заплутали, да так странно – как будто спутал кто. Вон, дуб с кривыми корнями, а вон – пень трухлявый светится. На этой поляне они уже были, да сюда же и вернулись.

– А может, нас кто запутал? – словно подслушав ее мысли, протянула Агнешка. Остановилась, прижала руку к груди. – Ой, тяжко мне, ой сердечко…

Может, и запутал. Триединый ли бог Иштен развлекался, прекрасная ли Мнеллики, правительница лесов, рассердилась на жадность глупой бабы. А может, и страшный демон Ердег водит, уморить хочет…

От этой мысли Пирошке стало не по себе. Темнота показалась угрожающей, за каждым деревом мерещилась нечисть, а свет луны виделся особенно зловещим. Она громко, нарочито бодро сказала:

– Подумаешь, горе! Выберемся.

– Выберемся… Если оборотня не встретим, – стращала Агнешка. Слыхала, что люди говорят? Оборотень здесь в лунные ночи бродит, двоих уже загрыз…

Как будто в ответ на ее слова, вдалеке раздалось странное урчание, следом затрещали ветки под чьими-то шагами.

– Что это? – всполошилась Пирошка.

Шаги быстро приближались. Агнешка оглянулась, подхватила корзины, шикнула:

– Сюда иди, в кусты!

Пирошка поспешила за подругой. Они замерли, стараясь даже не дышать, глядя сквозь кружево листьев туда, откуда доносился шум.

Вскоре на поляну выбежала женщина в белой рубахе. Остановилась, втянула воздух, словно вынюхивая заплутавших ягодниц. Не учуяла. Тряхнула головой, распущенные черные волосы шелковым плащом текли по плечам. Женщина скинула рубаху, осталась голая – в лунном свете тело ее блестело серебром. Упала на землю, принялась кататься, тереться о траву, точно зверь. Потом изогнулась, подняла голову и начала завывать, как кошка, когда кота зовет.

Свет луны упал на лицо женщины, и Пирошка зажала рот рукою, сдерживая изумленный крик: на поляне бесновалась сама графиня Эржебета.

Долго ли это продолжалось, ни Агнешка, ни Пирошка потом припомнить не могли. А только, даже когда убралась госпожа, не рискнули бабы выйти из кустов. Так и просидели, обнявшись, целую ночь, и лишь когда солнце взошло, поспешили уйти из леса – благо, больше не путала их нечистая сила, и замок оказался недалеко.

– Так что ж получается, Агнеша, – говорила по дороге измученная страхом Пирошка, – госпожа-то наша и есть оборотень?

– Выходит, так. Лидерки, они все умеют. И в зверей оборачиваться, и людей зачаровывать, и жить вечно.

– Как вечно? – раскрыла рот Пирошка.

– Да так. Ты посмотри на себя. Во рту-то у тебя уж полтора зуба осталось, кожа сморщилась вся, что твое печеное яблоко, руки вон как сучья, да спина сгорбленная.

– Ладно уж, – пробормотала обиженная Пирошка. – Сама-то красота неписанная. Толста как бочка, да глупа как квочка.

Агнешка ничуть не осердилась на такие слова:

– Так я тебе про что и говорю! Старость пришла! И глянь теперь на госпожу: наша одногодка, уж четыре десятка ей да еще один годок, пятерых детей родила…

– Четверых, – поправила Пирошка.

– Ну тот мертворожденный был, мальчишечка-то. Но родила ведь… А красота в ней какая! Девка, да и только!

– Так она ж госпожа. Чего ей? Не работает, чай, до рассвета не встает, кушает сладко, спит мягко…

– Что ж все госпожи так не глядятся? – прищурилась Агнешка. – Вон, вспомни: на прошлое Рождество приезжала в гости родственница господина Ференца. Тоже одногодка, да что-то ни зубов у ней, ни рожи, ни кожи.

Пирошка задумчиво кивнула. Подруга правду говорит. Невозможно без колдовства сохранить красоту, чтоб в старости на девицу юную походить.

– Кровь она человеческую пьет, – рассуждала Агнешка. – Через то и молодая остается. Помнишь девок, что она насмерть замучила? Вот от них и взяла молодость.

– Да уж сколько лет назад это было, – возразила Пирошка. – Шесть годков поди прошло.