Эффект преломления

Схватил кольт, серебряные стилеты, натянул кобуры с водяными пистолетами, патронташ с запасными капсулами святой воды, грозно бросил Маше:

— Сиди здесь, не вздумай выходить! — и рванул на улицу. Там заорал: — Ван Хельсинг! — отворил ворота и помчался к месту ночевки упыря.

Собаки, учуяв запах нежити, бесшумно неслись впереди. Ван коротко рыкнул в темноте, ему ответил яростный звериный вопль. Судя по звукам, пес вступил с кем-то в схватку. К нему на помощь рванулись Синг и Хель.

Когда я подбежал к дереву, вокруг него уже катался воющий многолапый клубок.

Чонг балансировал на макушке дерева, помогая себе крыльями, и отбивался сразу от трех тварей. Черноволосые упырицы, задрав до бедер белые платья, с разбегу карабкались по стволу, китаец отшвыривал их вниз пинками. Девицы ловко приземлялись на все четыре конечности и начинали штурм снова. Заметив меня, одна из девиц разразилась злобным мявом, спрыгнула на землю, встала на четвереньки, выгнула спину и двинулась навстречу, на ходу преображаясь в огромную кошку.

— Наконец-то, бьять Вонюська! — выкрикнул киан-ши. — Не прошло и полгода!

— Чем ты недоволен, Казанова? — спросил я, прицеливаясь из кольта. — Целых три красивых бабы!

Серебряная пуля проделала дыру в голове девицы. Та упала на бок, подрыгала лапами и издохла. Чонг, окончательно приняв боевую ипостась, прыгнул на вторую упырицу, сбил на землю, придавил лапами. Вампирша дико выла, кусалась и царапала когтями живот киан-ши. Китаец мужественно переносил неприятность. Эффектным движением размахнулся, вонзил лапу в грудную клетку девицы, вырвал сердце, раздавил его и отшвырнул прочь. Упырица издохла, а Чонг тут же побежал за последней противницей, на ходу придерживая вываливающиеся из брюшины кишки.

Я решил помочь киан-ши, прицелился из кольта, но так и не нажал на спуск. Вампиры принялись носиться вокруг ствола дерева, причем с такой скоростью, что превратились в единый черно-белый вихрь, и я боялся попасть в Чонга. Можно было бы полить этот смерч святой водой да прочитать молитву, но это бы точно угробило обоих. Я б, конечно, их не жалел, но отец Константин расстроился бы из-за нарушения договора.

Дождь на мгновение прекратился, из-за туч выглянула полная луна. Вихрь внезапно остановился, девка, сделав плавное движение, словно истончилась в воздухе, превратилась в лучик и втянулась в лунный свет. Тут же тучи снова сомкнулись и полили нас дождиком.

К моим ногам подкатился рычащий клубок, распался, и я увидел израненного Вана, который висел на горле упырицы, осторожно перебирая челюстями, как бы пережевывая плоть. Хель, вся в чужой крови, вгрызалась в живот твари, а Синг деловито переедал сухожилия правой ноги. Покойный Харитонов отлично натаскал собачек. Вампирша была жива, но обессилена.

— Хорошие ребята, — сказал я, пуская ей пулю в лоб. — Молодцы!

Собаки вяло подергали хвостами, но продолжили терзать мертвую упырицу. Я не стал их оттаскивать. В конце концов, псы заслужили этот праздник.

Достал ампулу со святой водой, вылил ее на раны Вана и прошептал молитву. Собаки, оторвавшись от дохлой упырицы, двинулись на Чонга. Тот благоразумно взлетел на дерево, уселся на нижней ветке и принялся дразнить псов, размахивая ногой. Но питы бесноваться не собирались, чинно расселись под деревом, задрали морды, следя за каждым движением киан-ши. Они пребывали в твердом убеждении, что рано или поздно нежить сделает неверное движение и свалится им в пасти.

Упырь разочарованно вздохнул, указал на распростертое тело крупной кошки, проговорил:

— Вот тебе и бином Ньютона. Как раньше не догадались?

Я кивнул. Дети Черной кошки, могущественный венгерский клан Эржебеты Батори, вот с кем мы имеем дело. Действительно, можно было и сообразить. Кто еще, кроме Кровавой графини, любил молодость и красоту настолько, чтобы сделать их своим бизнесом?

Из истории рода Батори

Замок Чахтице, май — июль 1610 года от Рождества Христова

— Дарволия, не умирай, — просила Эржебета.

Неделю назад мольфарка слегла. Не ела ничего, чахла, таяла на глазах. Графиня никого не подпускала к колдунье, сама ухаживала за нею. Подносила воду, поила собственноручно сваренными зельями, ночами не спала, приподнимала и держала больную, когда та заходилась в тяжелом кашле.

Только ничего не помогало. Дарволия медленно отходила. Черные кошки сидели под дверьми ее комнаты, человеческие глаза их были полны слез. Черный человек, спрятавшись в углу, ждал только полнолуния, чтобы забрать мольфарку.

— Колдунья она, потому и не может душа ее вырваться из тела, — говорила Агнешка.

— Сколько ж ей помирать? — удивилась Пирошка.

— Вот пока силу свою темную не передаст, не помрет. А и когда передаст, хорошо бы крышу разобрать, чтоб душа под нею не осталась.

— Как же в замке крышу разобрать? — всплеснула руками Пирошка.

— Никак. Оттого замки и полны призраками, — отвечала Агнешка.

— А кому колдунья силу-то передаст? — шепнула Пирошка.

— Ты, Пироша, глупая совсем? — Агнешка постучала себя по голове. — Знамо кому: графиньке нашей!