Ее настоящая жизнь

– И, если поразмыслить, это может быть только один-единственный человек. Тот, кто был вхож к Роджеру Экройду и имел возможность использовать принадлежавшие тому химические предприятия и лаборатории для тайного массового производства наркотиков или для кражи компонентов для производства. Тот, кто был вынужден убить Роджера Экройда, когда правда всплыла наружу. Тот, кто мог, используя свои положение и статус и, что важнее всего, не навлекая на себя ни малейших подозрений, распространять наркотики среди жителей деревни и близлежащих селений и городков: этим то и объясняется такой высокий процент наркоманов в Кингз-Эббот! Тот, кто держал все под неусыпным контролем, причем не только вас, инспектор Рэглан, и вас, мистер Осборн, но и вас, Фелиция. Тот, кто решил, что после расследования Пуаро настало время сойти со сцены и, инсценировав собственную смерть, уйти в тень. Доктор Шеппард!

И вслед за этим Нина громко произнесла:

– Доктор, вы же здесь, я это знаю! Так что же вы прячетесь – выходите! Буду рада лично познакомиться с вами.

Скрипнула дверь, раздались шаги, и перед Ниной возник невысокий, с благородными сединами, облаченный в приталенный франтоватый пиджак мужчина средних лет (его-то перевязанную крепом фотографию она и видела над камином в коттедже Каролины), чем-то неуловимо смахивавший на Гумберта Гумберта.

Доктор Джеймс Гуго Шеппард собственной персоной, абсолютно живой и, как это могут делать только сельские доктора из романов Агаты Кристи, премило улыбающийся.

Мановением руки, на которой тускло сверкнула массивная платиновая печатка со знаком математической бесконечности (и Нина в ужасе поняла: ну да, та же самая, которую она видела до этого на волосатом пальце Гумберта Гумберта и которая стала непосредственной причиной кончины любителя нимфеток в нью-гэмпширской тюряге), он велел несвятой троице исчезнуть, что тотчас и произошло. А доктор, вперив в Нину взгляд своих пытливых светлых глаз, произнес:

– Добрый вечер, мисс Дорн! Разрешите поинтересоваться: как вы догадались?

Нина, понимая, что игра, в которой ставкой была ее собственная жизнь, вступила в решающую стадию, ответила:

– Добрый вечер, доктор Шеппард! Ну, дело в том, что если месье Пуаро пришел к выводу, что убийца вы, то, значит, вы и есть убийца!

Доктор Шеппард вздохнул:

– Ах, старина Эркюль! Но ведь он повелся на этот весьма незамысловатый трюк – убийца покончил с собой, и Пуаро укатил в Египет. Только вот убийца, то есть я, с собой совсем не покончил, а при помощи Рэглана и Фелиции инсценировал свою кончину и собственные похороны. Знаете, какое наслаждение можно испытывать, стоя ночью у своего могильного камня и хохоча в темноте? Ведь для всех, в том числе для этого усатого напыщенного сладкоежки, я мертв, а на самом деле я ведь жив!

И, уставившись на Нину, повторил:

– Так как вы догадались?

Нина ответила:

– Понимаете, доктор, убийцей Роджера Экройда мог быть любой из его окружения, но это если не брать в расчет весь пазл. А вот если охватить взором все события в Кингз-Эббот, то вывод неизбежен: убийца – это вы!

Доктор хмыкнул, а Нина, наблюдая за печаткой со знаком бесконечности на тонкой кисти любовника мисс Ганнет, продолжила:

– Вам нужно было умереть, вот вы и сделали это. Но то, что вы умерли или, как стала распускать слухи мисс Ганнет, убиты, вовсе не значило, что вы невиновны. Скажите, это ведь она тогда вам помогла с убийством Роджера Экройда? После того как вы, вонзив в горло Экройду кинжал, удалились из его кабинета, она через открытое вами окно в сапогах Ральфа Пейтена забралась в кабинет и, сидя около кресла с мертвецом, громко вещала его голосом, дабы домашние уверились: Роджер Экройд все еще жив!

Доктор Шеппард охотно подтвердил:

– Ну да, гениальное алиби, вы не находите, мисс Дорн? Сначала я хотел использовать диктофон, но, увы, в технике я ничего не соображаю, а установить на нем своего рода таймер технической возможности, как я понял, не было. А если бы и была – не Каролину же мне об этом просить!

В самом деле – не Каролину, которая уж точно была ни в чем не виновата, ни к чему не причастна и, хоть и была особой не очень-то к себе располагающей, искренне горевала о смерти горячо любимого младшего брата, который был очень даже жив.

– Так как вы догадались? – продолжал настаивать доктор Шеппард. И Нина ответила:

– Дата вашего рождения на могильном камне и дата основания «Трех оленей». Это все один и тот же год: 1888-й…

Доктор пожал хрупкими плечами:

– И что с того? Мало ли людей в этот год родилось?