Ее достоинства

Я спросил себя, почему Юнг не использовал автоответчик с личностной матрицей, одну из своих самых доходных разработок. Возможно, он понимал, что тщательно отретушированный портрет будет представлять его более привлекательно, чем точная копия его жалкой личности.

Поддавшись импульсу, я набрал свой собственный домашний код. Экран заполнило мое лицо. Под маской спокойной любезности скрывались жесткие черты. Глаза глядели рассеяно, почти мечтательно. Зазвучал мой голос, в хорошо поставленной тональности.

— Привет, — сказал он. — Томас да Круз в настоящее время недоступен. Это искусственная реконструкция, базирующаяся на основе его личности. Однако никакие, сделанные мною, высказывания или обещания не могут распространяться на гражданина да Круза.

После того, как прозвучала юридическая оговорка и включилась личность, его взгляд заострился, и он нахмурился.

— О-о. Это мы.

— Разве так разговаривают с самим собой? — спросил я.

— А как же еще? У меня менее сложный уровень доступа к нашим чувствам, чем у тебя. Ну и? Мне сделать звонок нашей жене?

— Нет, — поспешно ответил я.

Мое лицо в ответ снова пристально взглянуло на меня, холодная полуулыбка изогнула губы.

— О-о? Для моего морального состояния всегда полезно видеть, как сильно разошлись наши личности с тех пор, как ты создал меня.

Я разорвал связь. Экран почернел. Почему-то я ощутил легкую тошноту в животе.

В конце концов, я решился использовать мою червоточину.

Я прорыл свою червоточину тогда же, когда начал работать в «PsychDyne». В то время это просто казалось необходимым; каждый младший аналитик встраивал в систему свой собственный бэкдор[2]. Это было прикольно, это было сложно, это было познавательно, это было практически ожидаемо. У меня даже был разрушительный RAM-вирус, подготовленный для прогрызания дыр в жизненно важных записях корпорации. Конечно, мы были слишком молоды и глупы, думая, что сможем победить программы-фагоциты, которые постоянно патрулировали систему, предупреждая о подобных шалостях.

Но фаги были не столь эффективны в предотвращении утечки информации из системы.

Я дошел до пустующей грузовой площадки, активировал терминал и запустил свой старый бэкдор.

Мне потребовалось пятнадцать минут, чтобы найти код, который Юнг набирал накануне вечером.

На грузовой площадке было тихо и темно. Работники-сервы ушли несколько часов назад, оставив своих мехов стоящими в ряд у дальней стены — отряд мертвых стальных гигантов.

Я принял одну предосторожность. Я позвонил в лабораторию Юнга, выйдя за пределы поля зрения камеры, чтобы остаться невидимым. Через мгновение я услышал слабый, сердитый голос Юнга.

— Да? Да?

Удовлетворенный, я нажал на кнопку отключения. Я подивился, как он мог заставить себя работать так долго, когда дома находилась такая женщина, как Джоанна.

Мои пальцы порхали по клавиатуре; казалось, что мои руки живут отдельной жизнью, и они точно знают, чего им надо.

Она ответила немедленно. Ее красота была еще более ошеломляющей, теперь, когда я был ближе к экрану. Она улыбнулась в знак узнавания.

— О, — сказала она. — Вы тот, кого я видела вчера вечером. Позвольте мне принести извинения за Мартина. Он вовсе не желал быть таким грубым.

Ко мне вернулся дар речи.

— Нет, это я должен извиниться. Я напугал его.

Ее замечательная улыбка стала еще шире.

Я поспешил продолжить:

— Сейчас я опять веду себя невежливо. Меня зовут Томас да Круз. Я работаю с Мартином.

— Джоанна Юнг, — сказала она и изысканно склонила голову. — Я жена Мартина. Значит, вы знаете Мартина. Вы и я, мы оба, должны быть снисходительны к нему.

Ее волосы мерцали, мягкие, как воздух. Я представил себе аромат, который должен витать над этим золотым облаком; на мгновение я почти ощутил этот запах, сладкий, насыщенный. Ее глаза заблестели, и она коснулась своих волос длинными заостренными пальцами.

Она флиртует со мной, подумал я изумленно. Эта мысль снова лишила меня дара речи. На самом деле у меня не было никакого плана на разговор; думаю, что, чего я хотел, так это как можно поизысканнее извиниться и посмотреть, что будет дальше. Все, на что я действительно надеялся, это еще раз увидеть ее. Я почувствовал, что меня охватывает паника.

— Ах, — воскликнул я. — Несомненно, я отвлекаю вас. Не хотелось бы более надоедать.

Ее глаза распахнулись еще шире, и она наклонилась поближе к камере, так что ее лицо заполнило экран. Я снова восхитился гладкостью ее кожи.

— Нет, я вовсе не занята — произнесла она. — У меня так редко бывает возможность пообщаться с кем-нибудь из коллег Мартина. Пожалуйста, расскажите мне немного о себе.

Я мало что помню из того, о чем я говорил в течение следующего часа. Она расспрашивала, конечно же, о моей работе, и мастерски разговорила меня. Что-то в том, как она задавала свои вопросы, побудило меня преувеличить важность моей работы, и я превратился из послушника машины в молодого льва, рыщущего по коридорам власти. Казалось, она стремилась увидеть меня таким, каким я хотел бы видеть себя.