Единое ничто. Эволюция мышления от древности до наших дней

Утилитаристы, такие как Дж. Милль, или либертарианцы, такие как Р.Нозик, понимают, что любой принцип должен иметь ограничения. Поэтому их теории становятся более сложными, более гетерогенными. Милль придумывает такое ограничение, вводя понятие высоких наслаждений. То есть мы всё ещё стремимся к «наибольшему счастью наибольшего числа людей», но уже начинаем дифференцировать и усложнять понятие самого счастья, и, скажем, удовлетворение низших потребностей оказывается уже менее предпочтительным[190]. Нозик, наоборот, вынужден ограничивать то, что понимается под свободой, и конкретизирует, что не любая собственность неприкосновенна, а только та, которая получена честным путём, а также накладывает другие ограничения.

Мы видим, что уже Дж. Локк в своей философии формулирует два принципа общественного устройства, которые дополняют и ограничивают друг друга. Это принцип неотчуждаемости естественных прав и принцип согласия. В соответствии с первым принципом человек обладает естественными и неотъемлемыми правами, такими как право на жизнь, на свободу и на частную собственность, которые действуют ещё до появления правительства и продолжают действовать и после его появления. В соответствии со вторым принципом то, что может быть объектом, например, частная собственность, есть результат всеобщего согласия, то есть закона. Таким образом, у Локка возникает система сдерживающих друг друга принципов. Свобода не абсолютна, так как есть законы, но при этом законы не могут противоречить естественным правам людей. Скажем, не может быть такого закона, который разрешал бы человеку продавать себя в рабство за долги и т. п.

Несмотря на принципиальное различие в природе концепций здравого смысла и всеобщего равенства, человек вынужден исповедовать обе эти концепции. Такова природа человека, который имеет и биологическое, и социальное начало. Человеку приходится иногда отказываться от здравого смысла ради равенства, а иногда идти на временные уступки здравому смыслу, ограничивая ту или иную группу людей в интересах.

Мы будем утверждать, что любые попытки объединить здравый смысл и идею всеобщего равенства в одну гомогенную концепцию обречены на внутренние противоречия. Именно поэтому, например, конституция любой страны содержит положения, которые относятся как к одной, так и к другой ценностной концепции. Простейший пример такой двойственности мы найдём в статье 2 Общих положений Конституции РФ. В ней сказано: «Человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина – обязанность государства».

При этом если первое предложение статьи относится к принципу всеобщего равенства, то второе (наделение государства функцией защиты прав человека), несомненно, есть вынужденная мера здравого смысла. Сам человек пока не способен защищать свои права, но это не максима бытия, а лишь техническое ограничение. Возможно, в будущем оно будет преодолено и мы придём к политическому устройству, о котором мечтал князь Пётр Кропоткин.

Теоретически уже сегодня возможна виртуальная форма государства, в котором каждый человек волен обходиться без государственной защиты своих прав, защищая их самостоятельно. Гражданин такого государства, конечно, находился бы всегда в положении гостя других стран, но, возможно, именно так будут обстоять дела в будущем. Для этого, правда, нужен принципиально новый технический уровень, дающий физическую и юридическую самостоятельность и независимость человеку с самого рождения. Однако анархо-демократический строй, который возник бы при этом, выглядит как нечто более разумное и справедливое, чем то, что мы имеем сегодня. Он подразумевал бы и электронные формы правительства, и особые технические преференции, обеспечивающие свободу человека.

О принятии плюрализма и актуальной классификации онтологий