Эдгар Аллан По. Поэт кошмара и ужаса

Переживания человека, оказавшегося в лапах инквизиции и с трудом избегающего гибели, сопровождаются в новелле описанием эмоционального перехода от отчаяния к надежде и вновь к отчаянию. А из ее финала видно, что в глубине души По понимал — Вирджиния, скорее всего, обречена, и спасти ее, так же как и героя «Колодца и маятника», сможет только чудо. Ведь своими силами главный персонаж истории сумел лишь оказаться на краю смерти: «Двукратное мое спасенье подстрекнуло инквизиторскую месть, игра в прятки с Костлявой шла к концу. Камера была квадратная. Сейчас я увидел, что два железных угла стали острыми, а два других, следственно, тупыми… Камера тотчас приняла форму ромба… Я упирался, но смыкающиеся стены неодолимо подталкивали меня. И вот уже на твердом полу темницы не осталось ни дюйма для моего обожженного, корчащегося тела. Я не сопротивлялся более, но муки души вылились в громком, долгом, отчаянном крике. Вот я уже закачался на самом краю — я отвел глаза…

И вдруг — нестройный шум голосов! Громкий рев словно множества труб! Гулкий грохот, подобный тысяче громов! Огненные стены отступили! Кто-то схватил меня за руку, когда я, теряя сознанье, уже падал в пропасть. То был генерал Лассаль. Французские войска вступили в Толедо. Инквизиция была во власти своих врагов».

Если состояние заболевшей жены ухудшалось, то Эдгар По не отходил от ее постели, но стоило кризису миновать, как начинался очередной запой. Один из его приятелей, поэт и составитель антологий Руфус Грисвольд, с которым

По познакомился весной 1841 года, позднее так описывал состояние супруга Вирджинии: «Он бродил по улицам, охваченный не то безумием, не то меланхолией, бормоча невнятные проклятия, или, подняв глаза к небу, страстно молился (не за себя, ибо считал или делал вид, что считает душу свою уже проклятой, но во имя счастья тех, кого в тот момент боготворил); или же, устремив взор в себя, в глубины истерзанного болью сердца, с лицом мрачнее тучи, он бросал вызов самым свирепым бурям и ночью, промокнув до нитки, шел сквозь дождь и ветер, отчаянно жестикулируя и обращая речи к неведомым духам, каковые только и могли внимать ему в такую пору, явившись на зов из тех чертогов тьмы, где его мятущаяся душа искала спасения от горестей, на которые он был обречен самой своей природой…»

Сам же По охарактеризовал положение, в котором он очутился в 1846 году, в одном из более поздних своих писем: «Вы спрашиваете, могу ли я „хотя бы намеком дать Вам понять“, в чем состояло „ужасное несчастье“, ставшее причиной тех „странностей в поведении“, о которых я столь глубоко сожалею. Да, я могу Вам ответить, и не только намеком. „Несчастье“ это было самым страшным из тех, что могут постичь человека. Шесть лет назад моя жена, которую я любил так, как не любил ни один смертный, повредила внутренний кровеносный сосуд, когда пела. Состояние ее сочли безнадежным. Уже навеки простившись с нею, я пережил все муки, которые несла мне ее кончина. Однако ей сделалось лучше, и ко мне вернулась надежда. Через год у нее снова лопнул сосуд. Все повторилось для меня сначала. Потом снова, снова, снова и снова — через разные промежутки времени. И всякий раз, когда к ней подступала смерть, меня терзали все те же муки. С каждым новым обострением болезни я любил жену все нежнее и все отчаяннее держался за ее жизнь. Но, будучи от природы человеком чувствительным и необычайно нервным, я временами впадал в безумие, сменявшееся долгими периодами ужасного просветления. В этих состояниях совершенной бессознательности я пил — один Господь знает, сколько и как часто».

Пьянство в конце концов привело Эдгара По к окончательному разрыву с Джорджем Грэхемом. В марте 1842 года поэт жестоко поругался с другим редактором, Чарльзом Петерсеном, заявив, что не в состоянии с ним работать. А затем и вовсе заявил, что уходит из журнала, который назвал полным «жалких рассуждений». В раздражении Грэхем предложил место Эдгара По уже упоминавшемуся Руфусу Грисвольду. Немного подумав, тот согласился. В результате когда пришедший в себя после запоя По явился в редакцию, то с удивлением увидел, что за его столом сидит его хороший знакомец. Поэту все стало ясно, и, взбешенный, он удалился, хлопнув дверью.

Эдгар По вновь остался без постоянной работы, да еще с тяжелобольной супругой на руках. Он тщетно пытался устроиться на службу чиновником в местную таможню, старался заработать на жизнь журналистикой и прозой. Однако доход интеллектуальные труды по-прежнему приносили мизерный, и Марии Клемм все чаще и чаще приходилось продавать вещи из дома, чтобы просто прокормить бедствующую семью. В конец концов им пришлось даже уехать из привычного дома и перебраться в более скромное помещение на Спринг-гарден-стрит.