Эдера 2

— И это становится главным, — со скрытым раздражением ответил граф, — особенно работа... Да, они сидят в своих прокуренных конторах с девяти до четырех, занимаются делами, которые, по сути, никому не нужны, а потом спешат домой, варят кофе, проглатывают свой грошовый обед, принимают гостей; сами ходят в гости, сплетничают, судачат о вещах, по большому счету, им недоступных — о политике, истории, искусстве, красивых женщинах, — лицо дель Веспиньяни тронула презрительная улыбка.

— Вы считаете, что красивые женщины, то есть право судить о них доступно лишь избранным? — недоуменно спросил Андреа.

— Я просто убежден в этом! Красота, в том числе и женская — удел немногих, — резюмировал он, и таким убежденным тоном, что Андреа счел за лучшее не спорить с Отторино.

Граф, немного помолчав, произнес.

— Вот видите эти стопочки для коньяка — семнадцатый век, ручная работа, горный хрусталь? О тогда люди понимали, в чем радость бытия, они были гармоничны со всем, что их окружало и с самими собой. А теперь... Да любой пролетарий с «Фиата» или «Оливетти», любой докер из Ливорно, любой римский или миланский клерк, поставь перед ним это... — граф недоговорил, но Андреа, тем не менее, прекрасно понял, что тот имеет в виду.

Дель Веспиньяни, немного успокоившись, подойдя к бару, открыл его и спросил:

— Не разделите ли со мной ужин?

— Мы с Эдерой только что поужинали, — как бы извиняясь, ответил Давила.

— Вы довольны?

— Граф, вы просто напрашиваетесь на комплименты,— ответил Андреа.

— Я просто интересуюсь, все ли вам тут нравится, — сказал Отторино.

— Спасибо, это просто восхитительно... Но, честно говоря, я очень скучаю...

— О работе поговорим немного попозже, — ответил дель Веспиньяни, доставая бутыль коньяка. — Что вы на это скажете?

— О работе или о коньяке?

— Разумеется, о коньяке, — сказал дель Веспиньяни.— Ведь пить коньяк — куда более приятно, чем работать? 

— Как сказать, — уклончиво ответил Андреа, — по мне так лучше работать.

— О, вы неисправимы!

С этими словами Отторино улыбнулся и поставил бутыль на стол.

Андреа пожал плечами — мол, какой уж есть.

— Так как насчет... — дель Веспиньяни кивнул в сторону бутыли.

Немного поразмыслив, Андреа ответствовал:

— Что ж — с удовольствием.

— Отторино позвонил в колокольчик — спустя несколько минут в каюте появился Росси — этот чернявый неаполитанец, казалось, был просто вездесущ; ведь еще недавно, казалось, Андреа видел его в палаццо.

По-лакейски изогнувшись, Джузеппе преданно посмотрел на графа.

— Чего вам угодно?

— Джузеппе, принеси лимонов, да сыру, да пару хороших сигар...

— Каких сигар принести, синьор дель Веспиньяни? — спросил Росси, выжидат77ельно глядя на своего патрона.

— Самых лучших, кубинских,— ответил хозяин и отвернулся к личному секретарю спиной, давая таким образом понять, что разговор окончен.

Когда Росси, поклонившись, ушел, дель Веспиньяни покачал головой и произнес, обращаясь скорее не к собеседнику, а к самому себе:

— И когда я его выгоню взашей? Наверное, одна только Мадонна знает это...

Коньяк был разлит по миниатюрным стопочкам горного хрусталя, и Отторино, подняв свою стопочку, произнес:

— Ну, за успех всех наших начинаний...

Поднял свою стопочку и Андреа.

— За успех...

После того, как коньяк был выпит, Отторино, съев небольшую дольку лимона, произнес:

— Ну, теперь поговорим о делах...

Андреа приготовился слушать.

— Да, синьор...

— Дело в том, мой дорогой друг,— начал граф довольно-таки фамильярно, — дело в том, что я действительно не люблю больших городов... Да, одно время я достаточно долго жил в Милане, когда играл там на бирже, до этого — в Турине, потом, так получилось — в Риме. О, Рим я особенно ненавижу! Эти миазмы, эти перекошенные идиотизмом лица, эти толпы туристов со своими идиотскими фотоаппаратами, жадные до зрелищ... Я очень хорошо понимаю, почему Нерон в свое время приказал поджечь этот отвратительный город. — Сделав такую достаточно продолжительную прелюдию, он внимательным, испытывающим взглядом посмотрел на собеседника, будто бы искал у него поддержки своим словам.

Лицо Андреа было непроницаемым — ведь он приготовился слушать деловое предложение дель Веспиньяни, а не его рассуждения о Вечном Городе и причинах нелюбви к этому городу...

Помедлив, граф перешел к более конкретным вещам — к тем, ради которых он, по сути, и пригласил в этот вечер Андреа на борт «Ливидонии»: