Далее – ясный день – эта девушка – баба – толстенькая крашеная милашка в очках – с цветочками входит в класс. Панорама ножек перерослых лолиточек. Что-то говорят.
- Урок, - говорит Джанка.
- Первый раз что ли?
- Что первый? (все смеются). Ну да, типа практики, «Практикантка» называется… А есть ещё «Массажистка» - дерьмо, кстати.
(Ещё мотают). Все уходят, остаются одна лолиточка и училка. («После уроков что ли?»). Сидят за одним столом друг против друга – лолиточка уткнулась в книжку, училка томно вздыхает, косясь в окно, подкрашивая и без того размалёванные губы. Ученица, хитро щурясь и улыбаясь, что-то спрашивает.
Училка, манерно жестикулируя, объясняет. (Подружки повернулись к Джанке).
- Она спрашивает, что такое какой-то там французский поцелуй, про который только что прочитала, а она объясняет.
Читает дальше, опять спрашивает. Опять объясняет. («То же самое», - поясняет Джанка). Ещё сидят, училка вся прям вспотела, ученица достает леденец на палочке и мусолит его. Опять спрашивает, та отвечает, двигая губами и что-то показывая руками у рта. («То же самое», - равнодушно поясняет Джанка, и подруги взрываются от смеха, однако перематывать никто не хочет – предвкушают уже – вслывающий до громкого шуршания, внезапно оборванный на секунду смачным причмоком слова «Лаллипап!» фон сигнализирует о наступающей кульминации). Пока они смеялись, лолиточка успела окунуть чупа-чупс у себя между ножек и опять сосёт. Вдруг встаёт и они разговаривают стоя.
- Она так и не поняла, дура, - переводит Джанка, - говорит училке: а вы не могли бы показать. Как так, спрашивает та. Да так, отвечает, просто.
Лолиточка протягивает чупа-чупс училке, открывает ротик, та водит леденцом по ее губам, потом во рту. Вынимает, а ученица длинным языком всё тянется за конфеткой – тут кадр пронизывает ещё один язычище-вдвое-длиннее и они одновременно лижут, лижутся, целуются - очень крупно и долго - при участии леденца! - слюнявятся, чмокаются – лолиточка эта очень развязна: лазает им себе под животик - оголённый, впрочем, рукой училки. Училка запирает дверь, лолиточка ложится на парту, юбочку натягивает на грудь, трусиков нет, училка склоняется над ней, смакуя леденец, периодически окунаемый… Величайшая находка режиссёра – училка отнимает голову от лона своей любовницы, а внутренняя часть бёдер (и даже начало ягодиц, где кожа от трусиков самая светленькая и гладкая) покрыта алыми отпечатками помады. (Зрительницы спохватились раздражённо мотать – разные позы и т. п., тьфу!). Остановка (с громким щелчком механизма видака) – крупным планом крупная жопа училки, в которую чуть ли не по локоть погружается рука лолиточки… Неприличнейшие звуки и стоны. Звуки настолько громкие и недвусмысленные (камера даже из стыда даёт общий план издалека), стоны настолько нестерпимо-надрывные… Тут девушки прекратил просмотр. И вовремя – пришла Кирюхина мать – они едва успели спрятать кассету, расшторить окна и зашторить глазки, в которых всё ещё отражались последние кадры…
# 2. – LЛV–
Ю-ю проснулась, надела халат. Воды не было, солнце пекло из балкона на кухне, в зале храпел отец. Она сидела на унитазе, гладила своё потное тельце. Смывать совсем нечем, вчера даже никто не догадался набрать в ведёрко. Она скатала с себя совсем прилипившиеся трусики и пошла за другими… Блин, трусов-то нет приличных… не-приличных!.. Вспоминались и вчерашние физические ощущения, но непонятно как быть дальше. То, что она почувствовала, то, что она увидела, – лучше б этого не было, плохо, что это есть. Она хотела выпить чай, но воды не было и в чайнике, да ещё на дне плавали какие-то макароны или одноразовая лапша… Она нарыла в вазочке пять рублей мелочью, с трудом напялила юбку с майкой и решила спуститься вниз за газировкой. На лестнице встретился Кирилл – можно сказать сосед, а раньше они учились в одной школе, дружили, теперь он просто смотрит на неё – он старше на два года.
- Ты чё, Ю-ю, ходишь?
- Да так, за газировкой, воды нет опять.
- Чё на наш пятачок не приходишь? Приходи вечером, выпьем, то-сё…
- То-сё! У вас там все какие-то коматозные, я-то ведь не пью.
- Спроси у мамы на мороженое и всё будет чики-чики.
- Ладно, пойду я.
- Ты какая-то недоразвитая! – Он схватил её за руку. Твоя Кирюха прётся во все щели – помнишь, тот чувак, Толян, которому двадцатник уже, а она с ним того…
- Мне-то что! – и она ринулась вниз, почти побежала.
А тут я такой – йоу-йоу-йоу! – выпрыгиваю из автобуса… причём по своему обыкновению на остановку раньше (я дурачило, хоть и гениален), думаю: сразу заскочу к Ю-Ю, чайку попью, искупаюсь, её посмотрю. Она открыла не сразу (наверно одевалась – ходила в трусиках), проснулся отец, поздоровался, помочился, сказал «Блядь, вонища!», посмотрел в чайник, долбанул газировочки и опять завалился. Я сидел на табуретке, вроде бы ожидая чаю, теребя мокрый пупок, она стояла у плиты, запахивая халат, очень уж длинный, вся тоже потная (я хотел бы ее всю облизать, у меня буквально клинило мозг, когда я начинал