Echo

-  Я прочитал один стих в микрофон и ушёл – надо было домой ехать. А этим ренегатам говорю (там ещё Репа была, но она, по словам О. Ф., всю дорогу молчала – вернее, мычала и издавала иные нечленораздельные непотребные звуки): дети мои, прошу вас, выступите как надо: поприличней, повежливее, душевная чёрствость ни к чему, дурачее дело нехитрое – вы попробуйте с умом выступить, чтобы было… прекрасно… и не вздумайте обожраться! Они: иди, Лёня, иди себе, Леонид, со спокойною душою, ты наш лидер золотой… Только я ушёл, они нырь в ларёк у «Кристалла» и скушали бутылку «Смородинки», а вторую притащили с собой в студию, чем смущали остальных представительниц «АЗа» – Да… и вот что получилось – скотиняры! Я-то думал, что уже и не будет этой передачи…

Мы перестали смеяться, почувствовав между тем укол бессознательного удовольствия – от рассказа о пьянстве и профанстве. Хотелось ещё – с похмелья это само милое дело, тем более, что практически безопасно – ведь подобные рассказы «по трезвяку» страшно распаляют душу и стопроцентно приводят к пьянкам ещё хуже тех, коими они инспирированы.

Я разыскал сигареты («Приму», конечно) и показал их Саше:

-  Видишь вот эмблему – «два льва возле какой-то фигни, подпирают её с двух сторон» – цитирую О. Фролова – так вот: он говорит, что это черти!

Мы опять удохли.

Показался Михей – весь сонный и какой-то слипшийся – проследовал в сортир, потом вышел, сказал «Дурачьё!» и последовал опять спать. Я стал заниматься навариванием чая (облазив все шкафы, нашёл нечто похожее на заварку, но пахнущее какой-то гадостью). Саша ослаб от курения и было хотел тоже на покой. Но я дал ему воды (пол трёхлитровой банки) и пообещал ещё и чефира. Он жадно впитывал воду в свой брутальный большой мешок, брутально-эмоционально провозглашая: «Какой насос! О, какая прелесть!» Он буквально (и брутально) стонал.

-  Я и не думал, что простая вода из крана может доставить человеку такое наслаждение и счастье! Она, конечно, брутальненькая - водичка-то -  жёская и тяжёлая: в ней, видишь ли, много железа…

-  Ага, посмотрю, как ты будешь пить первую чашку чефира.

- Посмотри… Ты бы, боярин, боян Саша Буй, сообщил мне сказ про то, как О. Фролов, кнезь наш Великый, в хоромы твоя во батрацких али басурманских халатах пришедши.

-  Да ты уже слышал.

-  Я слышал от самого Рыбаря, а как он может рассказывать о своей невменяемости, как не с твоих слов!

-  Блин, я вообще упал в осадок от этой выходки! уж сколько всего чудили, но это уже совсем!.. Да а вчера-то, еба-а-ать!

-  Ну ты будешь рассказывать или как?!

-  Ну ты дашь «Приму» или нигде?!

Я дал ему ещё закурить и стал ополаскивать Володеньку и наваривать в нём чай.

-  …Итак, мы с О. Фроловым…

-   «Итак»!..

-  …Итак, мы решили выпить – выпить как обычно  - то есть взяли литор сэма. Стали думать, где его выпить нам. Решили пойти на природу, то есть в маргиналии, то есть на озеро около дорогого нам нашего завода «Пигмент». Прошли корпуса «Пигмента» и вышли на место – за забором и собственно за озером. Расположились прямо на траве.

По дороге купили буханку хлеба, запивки и банку консервов. После первых двух выпитых стаканчиков я захотел открыть консервы, но сраным ножичком не очень хорошо получалось. О. Фролов сказал: дай сюда, блядь, не умеешь, и мастерски выполнил. Смотрю: а он уж хуяк и открыл! Стало невыносимо жарко (пошли-то часа уже в четыре), и нам пришлось растелешиться: сняли майки, О. Фролов закатал штаны и вытащил из них свой солдатский ремень. И тут оказалось, что мы сидим рядом с тропинкой, по которой ходють люди – дед с бабкой. «Отдыхаете, ребята?» -  на что мы очень весело, я бы даже сказал, несколько жестковато, сказали: «Да!» и стали отдыхать ещё жёстче.

Мы уписали литор, а наступили уже сумерки, надо было идти домой.  Во время пьянки мы не двигались с места, вставали только чтоб отлить уриной в можжевельничек, поэтому действие змия было неосознанным. В полной мере мы осознали его воздействие, когда прошли метров 100 – точнее, осознал я, а О. Фролову было по хую – у него сорвало башню. Майки мы, естественно, надели уже… Вернее, О. Фроловуже снял опять. Вышли на асфальтовую дорогу за корпусами «Пигмента» (а, он говорил ещё, что название завода переводится «Менты - свиньи»!), О. Фролов начал пороть так называемую хюйню. Стал куда-то порываться, я его хватал за руку, призывая домой и в сознание. Он продолжал сопротивляться, я ему сказал: щас уебу и уебал прям в лицо. Он стал уж подходить ко мне с намерением замеситься, но драки как-то не получилось: О. Фролов замялся, а сначала, конечно, корячился: ну чё я не могу ответить что ли?! Я был в майке, а О. Фролов нёс свою в руке. И тут он стал её выкидывать. Я, главное, подбирал и как дурак ему отдавал. Он взял и выкинул ремень. Я поднял его, а отдавать не стал, думаю: чтобы не перегружать, а то точно что-нибудь выкинет. Зачем-то намотал на руку – как в армии хуячатся при глобальных драках часть на часть – и так и пошёл.