– Не могу, господин мой, – задыхаясь сказал Норберт. – Это все проклятые крылатые сапоги!
– А ты постарайся! – умоляюще проныл Джо. – Мы с Генри только что чуть не свалились!
Видимо, они сильно срезали путь, поднимаясь по очень крутой, почти отвесной тропе, ведущей на ту сторону Гнилых Гор.
– У-у-у-ух! – Норберт, как мельница, замахал руками, стараясь не потерять равновесие.
– А все Рэндальф! – возмущенно заметила Вероника, как всегда сидя на полях волшебниковой шляпы и вцепившись когтями в кромку. – Да проснись же ты, старый олух! – крикнула она Рэндальфу прямо в ухо. – Проснись наконец!
Но тот лишь захрапел еще громче. Его всегда одолевал сон, стоило ему усесться Норберту на плечо; и чем более тряским был путь, тем крепче он спал.
Последовал очередной резкий толчок, и Джо на несколько мгновений показалось, что он улетел в иной неведомый мир, совершенно потеряв из виду Генри. Не успел он прийти в себя, как Норберт столь же сильно споткнулся во второй раз, и Джо, изо всех сил прижав к себе пса и вцепившись в грубую одежду людоеда, заорал в унисон с Вероникой:
– НОРБЕРТ! Да потише ты наконец!!! – Генри поддержал обоих звонким лаем.
– Не могу… я… потише… – задыхаясь, ответил Норберт; каждое слово давалось ему с трудом. Он несся вниз по высохшему руслу реки, с грохотом расшвыривая в стороны здоровенные округлые валуны. – Сапоги… не… дают!..
Джо посмотрел вниз. На Норберте были так называемые крылатые сапоги с четырьмя колесиками на подошвах и погнутым рулевым колесом, торчавшим из каблука; сапоги очень напоминали обыкновенные роликовые коньки, и сперва Джо показалось, что людоед отлично умеет на этих «коньках» кататься…
– Крылатые сапоги способны развивать прямо-таки невероятную скорость, – задыхаясь, пояснил Норберт. – Я уже довольно хорошо научился подниматься в них на гору, а вот спускаться мне еще трудновато – тут практика нужна.
Земля впереди вдруг исчезла. Ноги Норберта двигались в воздухе, словно нажимая на невидимые педали. Вероника пронзительно вскрикнула. Генри заскулил. Джо, скрипнув с досады зубами, приготовился к неизбежному удару о землю.
– Уф! – выдохнул он минуту спустя, когда Норберт относительно благополучно приземлился прямо на дорогу и помчался вперед, не снижая прежней скорости.
– А ведь я предупреждала его! – сердито крикнула Вероника. – Я УМОЛЯЛА его: не заставляй Норберта надевать эти крылатые сапоги!
– Ты – умоляла? – спросил Джо.
– Но разве он меня послушает?
– По всей видимости, нет, – вынужден был признать Джо.
– Осторожней! – пронзительно пискнула Вероника.
– Ой! – заныл Норберт. – Сейчас я, кажется, снова споткнусь… А-а-а-а!
Описав дугу, чайная ложечка с тихим шуршанием и намеком на легкий вздох весьма удачно приземлилась в песчаную яму на берегу, погрузившись в сыпучий песок по самую ручку.
На некотором расстоянии от нее на одеяле уютно расположилась семейка гоблинов.
– Здесь песку слишком мало! – канючил гоблиненок.
– Заткнись! Ешь свой сандвич с сопливым хлебом, Гоб, – велел ему отец. – Мама столько сил потратила, чтобы устроить нам этот замечательный пикник, а ты только ноешь да жалуешься!
– Ладно, больше не буду. – И Гоб со скорбным видом откусил кусок сандвича. – А это что такое? – вдруг спросил он, сверкнув завидущими глазками.
– Где? – удивилась мать, только что с удовольствием набившая рот холодной вонючей овсянкой.
– Вон там! – Гоб вскочил и подбежал к тому месту, где только что приземлилась чайная ложечка. – Мам! Пап! Я тут кое-что нашел! – крикнул он.
– Кучу, оставленную розовым смердуном? – насмешливо спросила мать.
– Какашки коромышей? – поинтересовался любящий папаша.
– Нет, оно несъедобное! – крикнул Гоб и присел на корточки. Схватившись за серебряную ручку, торчавшую из песка, он потянул за нее. – Это… просто чайная ложка, – сказал он, поднимая ложечку и показывая ее родителям. – Обыкновенная серебряная ложка. Можно я ее себе возьму?
– Если хочешь, дорогой, – сказала мать. – Только сунь ее поглубже в карман, чтоб не потерялась. А теперь, пожалуй, пора и домой, чтобы успеть в Гоблинтаун к чаю. – Она улыбнулась сынишке. – Тогда ты сможешь воспользоваться новой ложечкой и помешать ею свежий плевый чай!
Упав в глубины гоблинского кармана, чайная ложечка тихонько вздохнула. Там было тепло, мокро и довольно гнусно воняло; но хуже всего – и ложечка задрожала от страха – на нее подействовала царившая в кармане темнота.
3
Когда они достигли знакомого ущелья в Гнилых Горах, дорога выровнялась. Вдали уже виднелись высокие башни и зубчатые стены замка Рогатого Барона; ветерок доносил звуки, свидетельствовавшие о том, что в саду, похоже, действительно устроен прием: слышалось негромкое журчание голосов, звяканье чайных чашек и блюдец и, время от времени, имена прибывающих гостей, объявляемые в рупор.
Норберт скинул свои «коньки» и встал будто вкопанный. Сердце его стучало, как молот; ноги дрожали.
– Вы знаете, – задыхаясь, сказал он, – мне кажется, что при известной практике я вполне мог бы овладеть крылатыми сапогами просто мастерски!