– Угу, человечики: походу, они то присутствовали физически, четкие и реальные, почти цифровые, то в форме призраков. Они были искренне рады миня видеть, но при этом никакой суеты и суматохи.
– Рад был их увидеть?
– Угу, эти малые пиздюки – новенькие. И в курсах, чё самое странное? Никакого отходняка. Чувствую себя душой и телом так, будто ничё и не принимал. Мог бы прямо щас пойти на пробежку или в качалку. Сколько я под этим пробыл? Минут двадцать как минимум, может, сорок?
– Меньше двух, – улыбается Карл.
В общем, сидим и перетираем несколько часов подряд. Самый главный вывод – посещение
Я хочу, чёбы каждый пиздюк на свете это догнал. Потом Карл протягивает мне сверток с кокаином.
– Не хочу блядского снежка, Карл. Тока не после этого.
– Та не снежок это, а калипсол. Мине позже играть, и я не хочу выступать по нему, кароч, возьми ты.
– Ебаный в рот, у тебя чё, силы воли нету?
– Не-а, – говорит он.
Сую сверток в карман.
25
Больной – Вернуть все на круги своя
Не хочу, чтоб этот сногсшибательный трип заканчивался. Он изменил жизнь, какой мы ее знали.
– Пора сдать в утиль все, в чем ты была уверена во всем этом огромном мире, сеструха, – говорю Карлотте, пока к нам медленно подъезжает автобус с командой «Хиберниан», осторожно пробираясь сквозь истеричную, пляшущую и пришибленную, но
Услугу, которую я оказал этому плаксивому пиздючонку, невозможно переоценить. Еще в раннем возрасте я просек фишку, что самое главное во всем этом сейшене – впечатлять баб. Отморозок, приколист, интеллектуал, эстет, делец – все они пыжатся изо всех сил, но в конечном итоге мечтают стать кобелями. Потому гораздо проще быть этим челом с самого начала и отсечь всю остальную нудотную ссанину. Я передал это знание безголовому козлику, причем
Но у несчастной Крякнутой Карлотты,
– Он поступил со мной нехорошо, – всхлипывает она, ну прям «нэшвилльские мы», но сейчас она хотя бы признает свою обиду, а не вещает из-под дурманящей брони антидепрессантов.
– Я подсыпал ему экстази, сеструха, – и заправляю ей за ухо черные как смоль волосы, вкладывая в свой взгляд душевность. – Юэн только о тебе и говорил, а потом его цинично соблазнила эта маньячка, которая просто пыталась отомстить мне. – И кладу ладони ей на плечи.
– Веселей, цыпа! – орет доставучий поддатый жирный пиздюк в хибзовской форме, которая облегает его, словно ажурное белье в секс-клубе для толстяков. – Мы ж его выграли!
Отвечаю пончику усталой улыбкой. Терпеть не могу ожиревших хибзовских болельщиков: если нет выдержки или самоуважения, вали нахуй на «Тайнкасл».
– Помнишь Марианну? – уговариваю ее. – Когда-то со своим стариком приходила к нам под дверь с пузом и сыпала обвинениями. Само собой, она от ниво избавилась.
Карлотта смотрит презрительно, но не отталкивает меня:
– Кажется, помню. Одна из тех, с кем ты хуево обошелся.
Я не ослабляю хватку, просто начинаю спокойно разминать ее напряженные плечи.
– Алёоо… Я не ангел, даже близко, но тут палка о двух концах. Короче, по-любому пусть отыгрывается на мне, – умоляю, – а не на прочном столпе эдинбургского врачебного сообщества. – Роняю руки, заканчивая массаж, и приподнимаю ее поникшую голову. – Хотя сколько ж в ней злобы! Она ведь знает, что единственная моя забота – это семья.
Карра глубоко вздыхает, поглядывая туда, где стоит Юэн, а потом обращает безумный взгляд на меня.
– Но он же