Джинсы мертвых торчков

Потом, когда лежим рядышком, дистанция из океана и континента, которая, казалось мне, разделяет нас с Викторией, вдруг резко сокращается. Совесть и паранойя колбасят миня до такой степени, чё она кабута в соседнем номере. Потом Марианна говорит с грубым смехом:

– А ты лучше, чем я ожидала…

Это могло бы стать комплиментом, кабы ее ожидания не были ниже плинтуса. Если я сам до сих пор считаю ее школьной выпендрежницей, вполне логично, что она всегда будет считать меня зашуганным рыжеволосым утырком. Мы обречены жить с теми ж представлениями, чё были у нас в четырнадцать лет. Чувствую, как щас прозвучит слово «но»; мало того, я еще и сто проциков в курсах, за кого пойдет речь.

– …Но не так хорош, как один наш общий знакомый, – говорит она с отсутствующим видом; мой выдохшийся хуй чутка съеживается. – После него мне всегда хотелось еще и казалось, я сама могла бы дать ему больше. Он дразнил меня. – И она смотрит на меня с горькой улыбкой, которая ее старит. – Мне всегда нравился хороший секс. – Она вертится кошкой на кровати. – Он ебал меня лучше всех.

Мой умотанный хер втягивается еще на полдюйма. Када нарушаю свое гиблое молчание, мой голос звучит как минимум на октаву выше:

– Ты позволила ему исковеркать тебе жизнь, Марианна. Зачем? – Силой понижаю тон. – Ты же умная баба.

– Нет. – Она качает головой, и ее наэлектризованные светлые локоны, похожие на нейлоновый парик, снова ложатся на место – точь-в-точь как лежали, пока мы поролись на всех парах. – Я, блядь, ребенок. Это он меня такой сделал, – заявляет она, а потом сморит на миня. – И он сейчас здесь. Не в Лондоне, а в Эдинбурге. Приехал на Рождество, пиздюк.

Это для меня открытие. Он, само собой, должен быть тут: его мать, сестры, большая итальянская родня.

– Знаешь где?

– У сестры, на Рождество. Карлотта, младшая. Но его зять… – Походу, ей неловко. – Я встретилась с ними на Джордж-стрит. Саймон сказал, что поведет сына в представительскую ложу на «Истер-роуд», на новогоднюю игру.

– Так… может, там его и увижу.

Но я ж и сам, блядь, ребенок. В общем, када Марианна сваливает, узнаю на сайте ФК «Хиберниан», чё на Новый год они играют против «Рейт Роверсов» на своем поле. Вот что мы теперь имеем заместо матча между командами одного города. Рад, что последние двадцать лет обходился без «Хибзов» и даж без футбика, став диванным болельщиком. «Аякс» съехал вниз, как только я начал за ним следить. От Кубка Европы и последнего сезона на «Де Мер» до чумовой «Арены» – такой вот ебаный стыд. Даж не можу вспомнить своей последней игры «Хибзов». Кажися, на «Айброксе» со стариканом.

Кароч, возвращаюся к батяне в Лит. Ему семьсят пять, и он молодцевато выглядит. Не так молодцевато, как Мик Джаггер, но шустрый и крепкий. До сих пор каждый день скучает за матерью и за двумя покойными сыновьями. Ну и, подозреваю, за ныне здраствующим. Кароч, когда я вхожу в его жизнь, а не просто звоню в неделю раз, то веду его в «Рыбаков на Набережной» – заценить морепродукты. Ему там по кайфу. За грандиозным рыбным супом рассказываю, как так вышло, что снова корешусь с Франко.

– Читал за него, – кивает батя. – Рад, чё у ниво хорошо дела идут, – махает на меня ложкой. – Странно, а я щитал, художество – больше твой конек. В школе ты ж хорошо малевал.

– А, ну да… – улыбаюсь слегка инфантильно.

Люблю старого хрыча. Смотрю на его седые волосы, жидкими прядями зализанные назад, будто белый медведь опустил лапу на розовый скальп, и думаю: сколько ж их побелело из-за меня?

– Молодец, чё оставил все это в прошлом, – ворчит он. – Жизнь такая короткая: зачем из-за денег ругаться?

– Усохни, коммуняка старой, – не могу упустить случая проехаться по его политическим убеждениям. – Деньги – единственное, за чё стоит ругаться!

– В том-то и беда с совремённым миром.

Моя задача выполнена! Приговариваем пузырь «шардоне»: старикан до сих пор еще чутка прибуханный, после того как мы с ним перебрали на Рождество вискаря. Када иво слегонца развозит, вызываю таксо и подкидываю до дома, а сам чешу дальше в отель.

Качусь в тачке по темным улицам и вдруг не можу поверить: кто это там на тротуаре под фонарем аскает? Радость смешивается с мандражом, када вижу, чё это Спад Мёрфи, сидит всего в паре метров от моего отеля. Прошу водилу тормознуть, вылезаю и платю парню. Потом тихонько подхожу к Спаду: он в бейсболке «Куик-фит» и дешманском бомбере, джинах и нелепо смотрящихся новых кроссах, в шарфе и варежках. Сгорбился в три погибели. Рядом с ним – один с тех малых терьеров, хазэ, йорк или вест, но на вид так и просится, чёбы его помыли и шерсть подстригли.

– Спад!

Он подымает голову и пару раз моргает, а потом по его фейсу расползается лыба:

– Марк, не можу поверить, как раз собирался манатки паковать.